Учитель в это время находился в кухне и жарил на чугунной сковородке коровье вымя, которое до того противно воняло паленым волосом, что першило в горле.

Джером раскрыл брошюру и пролистал ее. Книжица была издана плохо, и, в отличие от атласов судебной медицины, в ней не было фотографий, а лишь одни рисунки.

Зато рисунки были прелюбопытные. На одном был изображен лежащий мужчина с закрытыми глазами. Вокруг его обнаженного тела сидят несколько человек. Один, по видимому самый главный, орудует над мертвецом скальпелем, выуживая из живота печень. На другом рисунке он откусывает от этой печени кусок, и по лицу его разливается наслаждение… Под рисунком была подпись: – Обретение вечной жизни".

– Кто разрешил тебе рыться в книгах? – услышал Джером голос учителя.

Гаврила Васильевич стоял в дверях, держа на вытянутой руке скворчащую сковородку с воняющим выменем.

– Мне никто этого не запрещал делать, – ответил мальчик. – А что это за книга?

И что обозначают эти рисунки?

Теплый прошел в комнату, поставил сковородку на стол, отер о брюки руки и приблизился к мальчику.

– Никогда ничего не бери без спроса! Понял? – Лицо Гаврилы Васильевича скривилось от злобы, а правая щека задергалась.

– А чего вы так занервничали? – удивился Джером. – Могу вообще не ходить к вам! Подумаешь!..

– Сядь! – приказал Теплый.

– Ну, сел. – Джером оседлал табуретку. – Чего дальше?

Гаврила Васильевич попытался взять себя в руки, закусывая дергающуюся щеку.

– Эту книгу тебе рано смотреть! – процедил он. – Еще будешь рыться без спроса – сломаю тебе руку.

Джером ухмыльнулся. Он потянулся всем телом, вытянул ноги и зевнул, всем своим видом показывая, что ему наплевать на угрозы учителя.

– И чего вы все время такой грязный ходите? – спросил он сквозь зевок. – От вас так воняет какой то дрянью!.. У вас есть женщина?

После этих слов Теплый и накинулся на Джерома с кулаками, лупя его вслепую, задыхаясь от ненависти и разбрызгивая слюну.

– Я вырву твою печень! – кричал он в аффекте. – Я выколю тебе глаза!

Джером старался уворачиваться от ударов, прячась под стол.

– Чего вы на меня накинулись! – причитал он. – Сами в гости зовете, а теперь бьете!

Порыв Гаврилы Васильевича вскоре прошел, и, дыша словно собака, он пытался помириться с мальчиком.

– Теперь ты видишь, что в жизни могут произойти всякие случайности! Я мог в гневе убить тебя, и ты умер бы молодым, прожив жизнь много короче, чем я…

Те– перь ты понял это?

– Ага, – ответил Джером, сглатывая кровавую слюну. – Я бы умер внезапно, а вы бы долго мучились, ожидая казни за убийство.

– Будешь есть вымя? – спросил Теплый.

– Буду.

Они поели, после чего мальчик долго не мог выковырять из зубов застрявшие волоски.

Гаврила Васильевич отпустил Джерома, дав ему два медных пятака, чтобы он прикладывал их к синякам.

– Приходи завтра, – пригласил учитель.

Вот эти самые синяки, оставленные на лице мальчика кулаками Теплого, и увидел полковник Шаллер.

Сидя над рукописью Елены Белецкой, тщетно пытаясь сосредоточиться, Гаврила Васильевич отчетливо произнес вслух фразу: – Я убью его!" Славист составил таблицу наиболее часто встречающихся созвучий, наложил сверху лист папиросной бумаги, срисовывая на нее буквы в различной последовательности. Он комбинировал слоги, используя старинную методику Граббе, построенную на мистической теории проникновения в тайну слова.

Непременным усло– вием теории была медитация – абсолютное представление слова как единственного жизненного понятия.