— Почему бы нам не начать именно с этого, Сьюзен? Мне не терпится узнать.

— Как ты себя выдал? Самое интересное, я прекрасно помню, когда это случилось. У меня словно тревожный звонок зазвенел в голове, вот только выводов я не сделала. Наверное, потому, что даже представить тебя не могла в роли убийцы. Продолжала считать, что ты последний хотел бы видеть Алана мертвым.

— Продолжай.

— Так вот, когда мы сидели у тебя в кабинете, в тот день, когда пришла весть о самоубийстве Алана, ты обмолвился, что уже полгода не был во Фрамлингеме, с апреля или марта. То была вполне объяснимая ложь. Ты пытался дистанцироваться от места преступления. Вот только когда мы ехали на похороны, ты предупредил меня, что нужно свернуть на другое шоссе, чтобы избежать дорожных работ под Эрл-Сохем. А работы там только начались — мне об этом Марк Редмонд сказал. И знать об этом ты мог, только если сам недавно был там. Ты проезжал через Эрл-Сохем утром в воскресенье, когда убил Алана.

Чарльз обдумал мои слова и немного грустно улыбнулся:

— Знаешь, как раз что-то такое Алан мог вставить в одну из своих книг.

— Думаю, да.

— Я бы не отказался от еще глоточка виски, если ты не против.

Я налила ему и немного себе. Мне нужно было сохранить трезвость мысли, но «Гленморанджи» уж очень хорошо шел под сигарету.

— Алан не передавал тебе рукописи «Английских сорочьих убийств» в клубе «Плющ», — продолжила я. — На самом деле она пришла по почте во вторник, двадцать пятого августа. Джемайма вскрыла конверт и увидела ее. Ты, видимо, прочитал книгу в тот же день.

— Закончил в среду.

— В четверг вечером ты ужинал с Аланом. Он был уже в Лондоне, так как во второй половине дня ходил на прием к своему лечащему врачу, Шейле Беннет. Ее инициалы обозначены в его ежедневнике. Не знаю, тогда ли она сообщила ему скверную новость, что его рак неоперабелен? Трудно представить, какие мысли носились в его голове, пока он сидел с тобой, но вечер этот, естественно, был тяжким для вас обоих. После ужина Алан вернулся в свою лондонскую квартиру, а на следующий день написал тебе письмо, извиняясь за поведение накануне. Датировано оно было двадцать восьмым августа, то есть пятницей, и по моей догадке, от руки. К письму я вернусь через минуту, просто мне хочется выстроить всех своих уточек в ряд.

— Временные линии, Сьюзен. Ты всегда была сильна в этом.

— Ты подстроил ситуацию с разлитым кофе и уволил Джемайму в пятницу утром. Она ни в чем не была виновата, но ты уже обдумывал убийство Алана. Ты хотел придать ему вид суицида, но это могло сработать, только если ты не читал «Английские сорочьи убийства». Джемайма же лично вручила тебе роман парой дней ранее. Да и письмо Алана могла увидеть. Ты знал, что в пятницу вечером я возвращаюсь из Дублина, и было крайне важно не дать мне и Джемайме встретиться. Я должна была пребывать в уверенности, что выходные ты проводишь дома, за чтением «Английских сорочьих убийств». Как и я сама. Это было твое алиби. Но, что было не менее важно, у тебя не должно было быть причины убивать Алана.

— Причину ты пока так и не назвала.

— Назову. — Откупорив стоявшую на столе бутылочку с чернилами, я воспользовалась ею как пепельницей. Виски приятно согревал желудок, придавая храбрости продолжать. — Во Фрамлингем Алан вернулся в пятницу вечером или в субботу утром. Ты наверняка знал, что он порвал с Джеймсом, и рассчитывал застать его в доме одного. Ты приехал в воскресенье утром, но, прибыв, заметил, что с ним кто-то есть наверху, на башне. Это был Джон Уайт, его сосед. Ты оставил машину за кустами, где ее не было видно, — я заметила следы шин, когда была там, — и стал наблюдать за происходящим. Между теми двумя произошла ссора, обернувшаяся схваткой, и ты сфотографировал, как они борются, — вдруг пригодится.