Лев подарил ему меч прежде, чем они отправились к крепости Рыцарей Люпуса, и Захариил чувствовал братское единение, о котором говорил Гроссмейстер Ордена, когда давал лезвие.

Лютер и его братья-рыцари поздравляли его, но Захариил видел, как завидующий взгляд Немиила задерживался на клинке, когда он отбивал солнечный свет своей гладкой лицевой стороной.

Захариил услышал звук серинксова рога, взывающим через все поле долгим, скорбным тоном, и достал меч к восхищению своих братьев-рыцарей.

– Есть сигнал! - закричал Гадариил. - В атаку! В атаку! Вперед! За Льва! За Лютера! За честь Ордена!

Теперь стало видно множество фигур, появляющихся из окопов вокруг них. Захариил услышал боевой клич Гадариила, поддержанный сотнями голосов, все больше и больше рыцарей поднималось из своих траншей и устремлялось к крепости.

Захариил узнал собственный голос среди шума, когда он выпрыгивал из окопа, чтобы присоединится к атаке.

– Ты хотел творить историю, - кричал Немиил возле него, - и это наш шанс!

Сказав это, Немиил закричал, пересекая нейтральную полосу.

– За Льва! За Лютера! За Орден!

Вместе, они прорывались к бреши.

Впоследствии, В анналах Ордена, летописцы опишут это, как решающий момент в истории Калибана. Поражение Рыцарей Люпуса будет представлено как победа, сделанная во имя человеческого прогресса.

Лидерство Льва Эль'Джонсона будет возвеличено, как и храбрость Лютера в командовании главной атакой. Летописцы будут льстиво писать об белых балахонах рыцарей Ордена, о том, как они мерцали в лунном свете, когда их хозяева бесшабашно атаковали вражеские укрепления.

В действительности, конечно, все было несколько иначе.

ЭТО БЫЛО его первой пробой войны, массового конфликта, в борьбе не на жизнь, а на смерть между двумя противостоящими армиями, и Захариил боялся. Это был не столько страх перед смертью. Жизнь на Калибане была тяжелой. Она вносила обреченность в своих сыновей. С самого детства его учили, что его жизнь была конечным ресурсом, который мог оборваться в любой момент. Начиная с восьми лет, он оказывался перед смертью, по крайней мере, дюжину раз. В Ордене, как только он окончил свой первый год обучения в качестве оруженосца, от него ожидалось тренироваться настоящими клинками и пользоваться такими же боеприпасами.

Как часть того же самого обучения, он преследовал многих из хищников, которые скрывались в лесах, включая пещерных медведей, мечезубов, смертокрылов и рапторов. Наконец, чтобы показать себя достойным, он подвергся окончательному испытанию своего мастерства, охотясь на одного из устрашающих Калибанских львов.

Он противостоял существу, и поверг его, заслужив себе рыцарство.

Тем не менее, война отличалась от всех этих триумфов.

Когда человек охотился на животное, независимо от своего положения, охота принимала форму поединка, соревнования в силе, навыке и хитрости между человеком и зверем. В процессе охоты, Захариил вырос, изучив своих противников досконально. Напротив, война была безличностным делом. Когда он бежал к вражеской крепости возле своих братьев-рыцарей, Захариил понял, что мог быть убит на поле боя, никогда не узнав личности своего убийцы.

Он мог умереть, и никогда не увидеть лица врага.

Он предположил, что это было странно, но так или иначе, это было иным.

Он всегда думал, что умрет, встретившись лицом к лицу с убийцей, будет ли он Великим Зверем, или меньшим животным, или даже другим рыцарем. Перспектива гибели посреди сражения, будучи подстреленным на расстоянии неким неизвестным противником, выглядела почти ужасающей.

Нервируя, Захариил на мгновение почувствовал, как ледяные пальцы сжали его сердце.

Он не позволил этому взять верх над собой. Он был сыном Калибана. Он был рыцарем Ордена. Он был человеком, а люди чувствуют страх, но он отказался сдаваться ему.