Если Уриэль настоящий и Уриэль воображаемый были двумя разными существами, то теперь различия между ними стерлись. Подобного рода разграничения свойственны чокнутым, которые считают, будто существуют и внутри своей головы, и снаружи. Для них мысль это лишь тень бытия, а не истина сама по себе.

Уриэль знал об этом лучше. Правда, потребовалась древняя наука, чтобы он признал свое сокровенное желание: просто-напросто заглянуть в свое собственное лицо и увидеть, каким он был до того, как его свело с ума одиночество.

Теперь он обнимал позабытую часть себя, мгновенно усвоив урок. Бездна его безумия была так же глубока, как высоки звезды, откуда он спустился. Он позабыл о своей природе и отдался навязчивой идее, исполнению никому не нужного долга. Но теперь он посмотрел на себя, увидел себя во всем своем величии и освободился от наваждения. Отринул его и обратил взгляд на звезды.

Его место на небесах. Там вечность, которую здесь он провел впустую, становилась единым днем, а его горе, как и любое горе, было больше ему неведомо.

С этой мыслью ангел взлетел — он и его второе «я», слитые в одно сияющее существо.

По небу плыли тучи. Он мгновенно скрылся над ними, оставив дождь из мерцающих огней падать на лица тех, кто наблюдал за его исчезновением.

* * *

— Исчез, — произнес Ло.

Огни погасли, и только снежные хлопья падали с небес.

— И что же, все закончилось? — желала знать Апполин.

— Думаю, да, — ответил Хэмел.

По его щекам катились слезы.

Порыв свежего ветра оживил пламя, пожиравшее лес. Однако это уже не имело значения. Им больше не нужно скрываться. Кажется, сегодня ночью изгнание закончилось.

Сюзанна посмотрела на Кэла, обняв его, как когда-то обнимала Джерико. Но Джерико умер у нее на руках, а Кэл будет жить. Она поклялась себе, что он не умрет. Он все-таки пострадал во время гибели пиджака: кожа на лице и груди была обожжена и покрыта копотью. Но это лишь видимые повреждения.

— Как он? — спросил незнакомый голос.

Сюзанна подняла голову и встретилась взглядом со взглядом чокнутого. Человек был закутан в многослойные одежды и так же обеспокоен, как она сама.

— Сюзанна? — произнес он. — Моя фамилия Глюк. Я друг Кэлхоуна.

— Добро пожаловать, — произнес кто-то.

Глюк засветился от счастья.

— Он не умрет, — сказала Сюзанна, поглаживая лицо Кэла. — Ему просто нужно немного поспать.

— У него была трудная ночь, — заметил Нимрод, и по его стоическому лицу тоже покатились слезы.

V

Лунатик

1

Вокруг была пустыня, и Кэл был песком в этой пустыне, и его надежды и мечты были песком в этой пустыне, и все они неслись под неумолимым ветром.

Он приобщился к состоянию Уриэля до его исцеления. Он разделил с духом одиночество и отчаяние, его хрупкий разум занесло в пустоту, и он остался там умирать. Он не знал исхода. В конечном счете вся его жизнь была пустыней: из огня, снега, песка. Везде сплошная пустыня, и он будет скитаться по ней, пока его держат ноги.

2

Тем, кто ухаживал за Кэлом, казалось, что он просто спит. Во всяком случае, сначала. И его оставили отсыпаться, понадеявшись, что он проснется здоровым. Пульс у него был ровным, кости не повреждены. Все, что ему требовалось, это время для восстановления сил.