Солнце тёплое, ласковое. Оно мне всегда снится, когда я вижу себя. Вижу счастливо смеющейся… Странно так вижу, словно со стороны. Как будто наблюдаю за другой девочкой. Она переполнена радостью, она смеётся, она счастлива.
Она совсем маленькая и живёт в мире, в котором царит мир. Нелепое какое словосочетание: мир в мире.
Нет… очень даже «лепое»! Счастье-то какое – в мире мир!
Мне даже кажется, что я иногда вижу маму. Не её лицо. Смутный облик. Даже не облик, а неясный силуэт, от которого веет чем-то тёплым, ощущением чего-то родного, не угрожающего. Чувствую её запах. Тоже тёплый и родной. Сладкий. От неё исходят волны нежности.
С ней я чувствую себя защищенной от смертельной угрозы…
Я вижу, как маленькая девочка прижимается к женщине. Я знаю, что это я и моя мама. Мне кажется, ещё чуть-чуть – и я увижу её лицо. Но женщина в моём сне держит маленькую девочку на руках, другую девочку. Они обе счастливо смеются и уходят куда-то в туман…
Ещё я вижу окно, которое выходит в сад. Девочка сидит на подоконнике, держит в руках огромное красное яблоко. В окно вливается свежий ветер, шевелит волосы девочки. Подсвеченные солнцем, они сияют золотисты м нимбом. В саду гомонят птицы. Огромный белый пёс прыгает на подоконник, девочка роняет яблоко на пол и смеётся, смеётся, сжимая лохматого друга в объятиях, а тот радостно виляет хвостом и лижет её в нос.
Яблоко катится, катится…
Солнце было ласковым, когда я была маленькая… всегда и везде солнце… лучшие под солнцем слова – тепло, счастье, радость и смех…
…счастье закончилось в тот день, когда мы с папой пошли в парк кататься на карусели.
Солнце рухнуло мне на голову.
Глава пятая
ПРОДОЛЖЕНИЕ РОДА ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО
Взгромоздившись на высокий пень, в центре полянки сидел человечек и задумчиво ковырял в носу. Вытаскивая очередной засохший комочек, он долго и глубокомысленно рассматривал добычу, потом облизывал палец и засовывал его обратно в ноздрю. Бесспорно, содержимое носа настолько интересовало сидевшего, что он даже не обернулся, когда кусты затрещали, пропуская людей в камуфлированных, выглядевших военными, одеждах.
Двое мужчин, выйдя на поляну, настороженно огляделись; не отыскав достойной внимания опасности, одинаковым отточенным движением вбросили в ножны, закреплённые на правом бедре, огромные ножи-тесаки. Энергично отряхнулись, вытрясли из волос сухие листья и иглы, а потом, словно по команде, синхронно задрали головы.
– Солнце! – радостно сказал тот, что выглядел помладше. – А я думал, уже никогда его не увижу!
– Да уж, сквозь эти ветки света белого не видно, – ответил выглядевший более старшим. – Как будто и не леса юга умеренных широт, а экваториальные джунгли! Через такие заросли и с мачете не пробиться.
– Ага, вот и аборигены, – младший из спутников заметил парня, ковырявшего в носу. – Эй, дружок! – крикнул он.
Не обратив никакого внимания на окрик, мальчишка продолжал своё увлекательное занятие.
– Оглох, что ли? – недоумённо пожал плечами младший, подошёл к пеньку, хлопнул сидевшего по плечу. – Эй, пацан!
Абориген обернулся. У пришедшего отвисла челюсть, он отшатнулся, попятился и отступил на пару шагов назад. Пацан глянул на него тремя глазами. Двумя – похожими на человеческие, блестящими, словно лужицы смолы, с чёрной радужкой без признака белков. Третий, который поместился в центре лба, был подобен змеиному: затянут прозрачным веком с вертикальной щелью-зрачком.
Глаз моргнул, мужчины судорожно сглотнули слюну.
Нос пацана, огромный, как у птицы-носорога, мощным клювом свисал к подбородку. |