– Сколько дэн у ваших колготок?! – ехидно поинтересовался Гошин.
– Нуль-нуль, как говорит Ксюня.
– Вы идиотка?
Все гости по очереди склонились под стол. Славка видел их перевёрнутые, покрасневшие лица и отчего-то испытал нечто вроде триумфа. Никогда у него не получалось так «держать» аудиторию.
– Вы идиотка?! – переспросил Гошин.
– Да это же Женька Суковатых! – воскликнула Полина, сверкая под столом ожерельем. – Её мать – сестра двоюродного брата тестя покойной сестры третьего мужа Иды Григорьевны, который был на тридцать лет моложе её, и умер в семьдесят девятом году от лимфогрануломатоза!
– Сама поняла, что сказала?! – посмотрел на жену Гошин.
– А что непонятного? – удивилась жена. – У них в семье все… суковатые. На всю голову.
Народ начал медленно вылезать из-под стола.
– Не Суковатых, а Сероватых, – сверился Гошин со списком, который достал из внутреннего кармана. – Суковатыми их дразнили.
– Да нет, Сероватыми их дразнили!
Славка сел на стул. Имя Женька, в принципе, его устраивало, предстояло выбрать фамилию.
– Так как ваша фамилия, девушка? – нахмурился Георгий Георгиевич.
– Нехай Суковатых, чтобы Сероватых дразнили, – подумав, принял решение Славка.
– Я запуталась, – пожаловалась Сметанина. – У меня голова болит!
– Все свободны, господа. Все свободны! – Гошин резко развернулся и направился к выходу.
– Но там кто-то ходит! – с трагическим надрывом воскликнула вдруг бывшая сектантка Рада Родимцева. – Ходит и кашляет!
– Где? – замер Гошин.
– В комнате, где стоит гроб! Там кто-то ходит, кашляет и сморкается! У меня спальня рядом, я слышу всё через стенку…
– Попросите коньяку у Ксюни, – устало распорядился Георгий Георгиевич. – У неё он всегда есть.
– Я не пью коньяк! – испугалась бесцветная Рада.
– А вы начните! Последствия от него гораздо приятнее, чем от посещения секты. Ваше имущество останется цело, а в гостиной с гробом сразу станет тихо.
– Вы считаете меня сумасшедшей? – перекрестилась Родимцева.
– Я считаю, что вам полезно принимать коньяк на ночь, – отрезал Гошин и вышел из столовой, чеканя шаг. За ним с разной степенью поспешности потянулись все остальные.
Выходя последним, Орлик спёр с камина часы, показавшиеся ему золотыми.
Когда в доме всё стихло, Славка пробрался на кухню.
Булочки он нашёл в глубокой миске, под полотенцем, коньяк в буфете, а сигары в коробке на подоконнике. Сложив всё это в бумажный пакет, он принялся за приготовление кофе, но, подумав, заменил его на молоко в пакете. Кофе в сто пять лет пить вредно, решил Славка, опираясь на свои скудные познания в медицине. Коньяк и сигары опасений у него почему-то не вызвали.
На цыпочках Орлик прокрался в гостиную, захватив из своей комнаты розовое одеяло.
– Где тебя черти носили? – спросил скрипучий голос из гроба.
– Так это… заседание заседали, – смутился Орлик, будто отчитывался перед начальником смены. – А потом я ждал, когда все заснут. – Он пристроил пакет с продуктами рядом с гробом, хотел накрыть старуху, но она резко отбросила одеяло и села в гробу.
– Что Гошка затеял? – ворчливо спросила Ида Григорьевна.
– Просил гостей назваться, потому что толком никто друг друга не знает.
– Назвались? – хохотнула старуха.
– Да. Но я никого не запомнил! У меня на лица и имена память плохая.
Вот тут Славка соврал. На лица память у него была хорошая, а на имена ещё лучше. |