В этом Сталин увидел очевидную неспособность Ягоды правильно организовать дело и не мог сдержать раздражения.
25 октября 1935 года Сталин писал Молотову, Кагановичу и Ягоде из Сочи:
«Из обстоятельств побега Гая и его поимки видно, что чекистская часть НКВД не имеет настоящего руководства и переживает процесс разложения. Непонятно, на каком основании отправили Гая в изолятор в особом купе, а не в арестантском вагоне? Где это слыхано, чтоб приговоренного к концлагерю отправляли в особом купе, а не в арестантском вагоне? Что это за порядки?
Версия побега через окно на полном ходу поезда, по-моему, маловероятна. Вероятнее всего, арестант переоделся и вышел на станцию, пропущенный кем-то из конвоиров. У Гая и его друзей, мне кажется, есть свои люди в чека — они и организовали ему побег. Еще более чудовищна обстановка поимки Гая. Оказывается, для того, чтобы поймать одного сопляка, НКВД мобилизовал девятьсот командиров пограничной школы, всех сотрудников НКВД, членов партии, комсомольцев, колхозников и создал кольцо, должно быть, из нескольких тысяч человек радиусом в сто километров.
Спрашивается, кому нужна чека и для чего она вообще существует, если она вынуждена каждый раз и при всяком пустяковом случае прибегать к помощи комсомола, колхозников и вообще всего населения?
Далее, понимает ли НКВД, какой неблагоприятный для правительства шум создают подобные мобилизации? Наконец, кто дал право НКВД на самочинную мобилизацию партийцев, комсомольцев и колхозников для своих ведомственных потребностей? Не пора ли запретить органам НКВД подобные, с позволения сказать, мобилизации?
Важно заметить, что вся эта кутерьма была бы исключена, если бы Гай был отправлен в арестантском вагоне.
Я думаю, что чекистская часть НКВД болеет серьезной болезнью. Пора заняться нам ее лечением».
Его слова звучали как приговор. Эта история укрепила Сталина во мнении, что руководство госбезопасности пора менять. Но еще год он размышлял над тем, кто станет новым наркомом, пока не остановил выбор на расторопном и безукоризненно исполнительном Николае Ивановиче Ежове.
ЕЖОВ. КРОВАВЫЙ КАРЛИК
25 сентября 1936 года Сталин, находившийся на отдыхе, отправил в Москву телеграмму Кагановичу, Молотову и другим членам политбюро, которую вместе с вождем подписал его новый фаворит — кандидат в члены Политбюро и член Оргбюро ЦК Андрей Жданов:
«Первое. Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела.
Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздал в этом деле на четыре года. Об этом говорят все партработники и большинство областных представителей Наркомвнудела. Замом Ежова в Наркомвнуделе можно оставить Агранова.
Второе. Считаем необходимым и срочным делом снять Рыкова по Наркомсвязи и назначить на пост Наркомсвязи Ягоду. Мы думаем, что дело это не нуждается в мотивировке, так как оно и так ясно…
Четвертое. Что касается КПК, то Ежова можно оставить по совместительству председателем КПК с тем, чтобы он девять десятых своего времени отдавал Наркомвнуделу, а первым заместителем Ежова по КПК можно было бы выдвинуть Яковлева, Якова Аркадьевича.
Пятое. Ежов согласен с нашими предложениями.
Шестое. Само собой понятно, что Ежов остается секретарем ЦК».
Сталин, как всегда, стремился убить сразу несколько зайцев. Пересадив Ягоду в кресло наркома связи, он заодно лишал должности бывшего члена политбюро и главу правительства Алексея Рыкова, который занял пост председателя Совнаркома после смерти Ленина. Это был первый шаг к уничтожению. Больше никакой работы Рыков не получил, в феврале 1937 года его арестовали, а в марте 1938 года расстреляли.
Обречен был и Ягода. Но Сталин не спешил давать об этом понять. Он всегда боялся того момента, когда снимал с должности крупных военных или чекистов: а вдруг кто-то из них все-таки взбунтуется? У Ягоды, пока он сидит в своем кабинете на Лубянке, в руках весь аппарат госбезопасности, милиция, внутренние и пограничные войска. |