|
органами НКВД в Западной Украине и Западной Белоруссии, 10 557 (54,5 %) были поляками, подтверждает мнение о антипольской направленности арестов. Однако если мы обратимся к инкриминируемым этим людям преступлениям, то увидим, что 4 797 были арестованы за нелегальный переход границы, 2 068 — за участие в контрреволюционных группах и организациях, 1 672 — за контрреволюционную агитацию, 326 — за массовые беспорядки и бандитизм, 143 — за террор, диверсии, вредительство, 1 104 — за шпионаж. Но более всего было арестовано за «разные» преступления — 9184 человека. То есть 47,7 % арестованных вообще не имело никакого отношения к политическим репрессиям. Если же учесть, что нелегальный переход границы был в основном связан с неурегулированностью пограничного режима и значительной волной беженцев в связи с событиями Германо-польской войны, то количество «неполитических» арестов составит 72,1 %. То есть ни о какой «антипольской» политике советских властей речь не шла. Тем более что в дальнейшем доля поляков среди арестованных постоянно снижалась, примерно соответствуя доле польского населения на этих территориях.
То же относится и к депортации населения из Западной Украины и Западной Белоруссии. Как ныне установлено, всего в 1939–1941 гг. с этих территорий в глубь СССР было переселено около 320 тыс. человек. Пожалуй, только депортация осадников (79,6 % из них поляки) может рассматриваться как антипольская акция, да и то здесь явно преобладали социальные мотивы, а также та ненависть, которую они успели зародить среди местного населения. То есть в определенной степени это была форма смягчения советским руководством остроты национальной ненависти на новых территориях. Конечно, мера варварская, но лучше ли было допустить национальную «разборку» среди местного населения? Не говоря уже о том, что выселение — это ведь не расстрел. Конечно, для депортированных из родных мест это служило слабым утешением, но современные исследователи могли бы более объективно оценивать эти события. В связи с оценками советской политики на присоединенных территориях, стоит обратиться к материалам доклада командующего польского подпольного Союза вооруженной борьбы (СВБ) полковника «Грота» — С. Ровецкого: «Советы имеют большую помощь местного элемента (украинцев, белорусов, еврейской бедноты), много сторонников среди молодежи, которая получила работу»; «большевики не так склонны к расстрелам людей по любому поводу или без повода, как немцы»; «не отделяются они от поляков, а перенеся борьбу на социальную почву, они смогли завоевать некоторую часть польского общества, в основном среди пролетарской молодежи и некоторой части сломленной морально интеллигенции». Ровецкий признавал «полное безразличие» белорусов и украинцев к польской государственности, но указывал и на враждебность многих новым властям на экономической почве. Он пришел к выводу, что «широкая работа против большевиков невозможна», тем более что в целях «подрыва базы» СВБ органами НКВД были выселены члены семей офицеров, фабрикантов, помещиков, крупных чиновников бывшего польского государственного аппарата. Как видим, даже такое заинтересованное лицо, как Ровецкий, подтверждает отсутствие каких-либо антипольских действий советского руководства. В этом, на наш взгляд, и заключается коренное отличие советской политики на присоединенных территориях от германской. Причем следует оговориться, что речь идет не о том» что советская политика была «лучше», нет, она просто другая и понять ее в рамках европейских традиций национальной нетерпимости просто невозможно. Пожалуй, единственной акцией, направленной преимущественно против поляков, стали события, связанные с судьбой военнопленных Войска Польского. Как уже отмечалось, большая часть оказавшихся в советском плену рядовых польских военнослужащих, уроженцев Западной Украины и Западной Белоруссии была распущена по домам. |
