Причем спать в строго определенной позе, которая была разной у разных воспитательниц. Все дети были обязаны играть в «цепи кованые» и «ручеек»: тех, кто не хотел играть, воспитательница заставляла. За малейшую провинность ставили в угол, выйти из которого можно было только сказав магическую фразу «Галина Дмитривна, я больше так не бу-у-у-дуууу…». Кто не говорил, тот стоял до обеда (если провинился утром) или до прихода родителей (если был поставлен в угол после тихого часа).
Еда — это особая статья: почти все, что давали в саду, я ненавидел, но мы были обязаны все это съесть. Приходилось давиться омерзительными рассольниками, перловкой, творожной и морковной запеканками и запивать все это тошнотворным компотом из сухофруктов…»
Vika: «А у нас была чудесная воспитательница Ирина Владимировна. И пошалить нам разрешала, и в то же время палку перегибать не давала. Спать я тоже днем не любила, но если не спишь, то не наказывали. Мы ж не виноваты, что заснуть не можем. Воспитательница как-то подошла и говорит: а попробуй вот так лечь и подумать о том-то, чтобы не мешать, пока другие спят. Я улеглась, задумалась и… заснула. Даже потом вставать не хотелось. Изредка меня днем забирал папа, когда раньше освобождался из института. Приходит он как-то раз во время тихого часа, а моя кровать как раз напротив двери стояла. Однажды гляжу в открытую дверь и вижу, как папа тихонечко так из коридора в комнату крадется. Увидел меня и подмигивает, давай, мол, одевайся. И я одеваюсь, а все вокруг мне завидуют, что меня прямо с тихого часа забирают. Выхожу я в коридор, а папа мне из кармана кучу надувных шариков вываливает. Он, оказывается, по дороге зашел в игровые автоматы. И кто из нас ребенок?..
И еще почему-то запомнилось голубое радио на стене, по которому передавали бой курантов. И было это как раз в обед. И поэтому и Кремль, и куранты у меня прочно ассоциируются с красным борщом. И хотя куранты били далеко в Москве, а я за сотни километров от них ела обед из столовой киевского садика, во мне постоянно было это ощущение, что мы все в этой стране неразрывно связаны, а я есть частью чего-то огромного и стабильного. И что игрушки, и воспитательница, и даже куранты — все неможечко мои. И что все хорошо. И будет еще лучше…»
Здравствуй, школа!
Напомним, что в стране, где до Октябрьской революции 1917 года более двух третей населения не умели читать, неграмотность была практически ликвидирована к 30-м в ходе нескольких массовых кампаний. В итоге уже к 1966 году (второму году правления Л. И. Брежнева) 80,3 млн. человек, или 34 % населения, имели среднее специальное, незаконченное или законченное высшее образование. Если в 1914-м в России обучалось 10,5 млн. человек, то в 1967, когда было введено всеобщее обязательное среднее образование, — 73,6 млн.
До конца 50-х ежегодно росло количество новых общеобразовательных школ всех видов (начальные, неполные, средние, вечерние). Затем их число стало постепенно сокращаться (в основном за счет закрытия неполных школ). В цифрах это выглядело следующим образом: в 1960/1961 годах в СССР насчитывалось 224 400 школ, в 1970/1971 — 190 300, в 1975/1976 — 167 000. Численность учащихся равнялась в 1960/1961 годах 36 млн. 200 тысяч, в 1970/1971 — 49 млн. 400 тысяч, в 1975/1976 — 48 млн. 800 тысяч.
И снова заглянем в БСЭ: «В 50-е гг. получили развитие школы-интернаты. В 1958 Верховный Совет СССР принял закон «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в СССР», на основе которого вместо всеобщего обязательного 7-летнего образования было введено всеобщее обязательное 8-летнее образование, завершенное повсеместно в 1962 году. Значительно расширилась сеть школ, дающих молодежи среднее образование без отрыва от производства…
В соответствии с Уставом средней общеобразовательной школы (1970) в зависимости от местных условий создаются отдельно начальные школы в составе 1—3-х классов, 8-летние школы в составе 1—8-х классов и средние школы в составе 1—10(11) — х классов, при сохранении единства и преемственности всех ступеней общего среднего образования. |