Марина была в их числе, но она решила, что, наверное, так и должно быть. Потом он сказал, чтоб она выходила за него, так как он самый лучший. Лучше она не найдет. И Марина согласилась. Правда, мама с папой были категорически против, но кто же в этих вопросах прислушивается к мнению родителей. Мама вот уже двадцать пять лет терпеть не может дочкиного мужа, поэтому и видятся они редко, особенно после смерти отца, который ещё как-то умел находить с зятем общий язык и разряжать обстановку шутками. При мысли о маме Марине сразу захотелось к ней на ручки. Надо будет съездить на следующих выходных.
Размышляя о том, о сём, Марина всё же заснула, и под утро ей приснился Байкачаров. Чего он только ни вытворял. От этого вот Марина и проснулась. Вспомнила, как декабристы разбудили Герцена, а тот ударил в «Колокол». Похоже, Байкачаров, как те самые декабристы что-то с ней сделал такое, что она стала совсем другим человеком. Марина глянула на часы, приняла душ, оделась и отправила Ляле эсэмэску. Марина знала, что Ляля в выходные дольше, чем до девяти не спит, не получается у неё дрыхнуть до двенадцати, но на всякий случай решила узнать, можно ли уже выдвигаться в сторону завтрака.
Ляля ответила, что давно и с нетерпением её ждёт, и Марина пошла в хозяйский дом. Когда она уходила, Рукожоп ещё храпел в своё удовольствие. Намаялся бедный по бабам скакать.
На кухне Ляля уже развила бурную деятельность по приготовлению завтрака. Стол был накрыт и сервирован. В кастрюльке на плите, укрытая полотенцем, едоков ждала овсяная каша, на блюде высилась горка тостов, рядом стояла миска с деревенским творогом, вазочка с вареньем, тарелка с вареными яйцами, тарелка с бужениной и сыром, тарелка с малосольной сёмгой, а также специальная серебряная мисочка с красной икрой. То есть, голодная смерть гостям точно не грозила.
Подруги расцеловались.
– Дай кофе, – попросила Марина.
– Один момент. – Ляля нажала на кофемашине кнопку для приготовления «американо». Уж, кто-кто, а она прекрасно знала вкусы подруги. – Ну, рассказывай.
– Рассказываю. В четверг повела важную московскую шишку ужинать. Ганнушкин попросил. Ну, ты знаешь, командировочного обязательно выгулять надо, это традиция, а сам Ганнушкин с женой в театр наладился. Шишка важная, так что выгуливать должен кто-то из руководства. А мне чего? Мне не трудно, всё лучше, чем дома одной сидеть. Серёжа же в командировку отбыл. В Женеву. Повела, значит, прекрасного мужчину в «Большую кухню». А куда ещё? Место известное, удобное, машину поставить можно. Вот там, в ресторане при выходе и застукала Серёжку с бабой, – начала Марина.
– Ну, мало ли по делам, – высказала предположение Ляля, передавая Марине чашку с кофе. – Ты же тоже там с шишкой мужского пола выступала. С прекрасным мужчиной, сама сказала.
– Ага. Только ты забыла, что Серёжа в это время должен был быть в командировке в Женеве, а не по делам в ресторанах. И эту шибко деловую бабу он вот так вот держал. – Марина встала со стула и ухватила Лялю за задницу.
– Ой! – пискнула Ляля и слегка подпрыгнула. – Прям вот так?
– Хуже. – У него пальцы были прям там, ну, ты понимаешь… Вместе с её платьем. Жопа буквально съела руку. Съела вместе с обручальным кольцом.
– Фуууу! А ты чего?
– Ничего. С учётом того, что накануне мне позвонила Серёжина невеста Лена, консерваторка лет двадцати, которую он в качестве предновогоднего сюрприза отвёз в Вену и повёл на оперу «Дон Жуан»… – При этих словах Марины челюсть реально отвисла уже у Ляли. – Сначала думала сигануть из окна или прям с галереи вниз головой, потом передумала и решила для начала с горя выпить, то есть буквально нажраться. |