– А я птичка с длинным клювом. Давай дружить!

– А ты меня не будешь обижать?

– Машка, а дядя Сережа тебя не будет обижать?

– За что? Я же их не сломала!

– Маша, это же не его фигурки!

– Жалко… Он мне перед отъездом сказал, что если забыть что-нибудь, то потом вернешься. Это примета такая. Я специально свою куклу забыла. А у него вот эти штучки взяла, чтобы он за ними вернулся… А раз они не его, он за ними не вернется, да?

Я вспомнила, что Сергеев квартирант приезжает через три дня. Обняла Машу.

– Ой, Машка, по-моему, дядя Сережа за этими штучками вернется гораздо раньше, чем мы думаем.

Настроение стремительно поднималось. За окном на полнеба сияло солнце.

Всю ночь шел дождь – тихий и неторопливый. Спать толком не получалось, хотя воздух стал куда свежее. Как только я задремывал, то начинал шарить рядом с собой, никого не обнаруживал и просыпался в испуге. Подушка пахла Катей. В ванной, куда я дважды заходил привести чувства в порядок, висело Катино полотенце. В коридоре я наталкивался на Катины тапочки.

Она умудрилась поселиться здесь, даже уехав.

Поэтому и дождь был такой тихий и неторопливый.

Едва рассвело, я перестал изображать ночной отдых и направился греть кофе – и остановился с джезвой в руке. Из окна моего небоскреба открывалась величественная картина. Коричневая сажа, прибитая дождем, больше не застилала пейзаж. Крупные, как головастики, капли продолжали тщательно отмывать закопченные дома и машины, но солнце уже сияло вовсю. Лучшая деталь этого постдождевого полотна украшала центр композиции.

Над крышами была вывешена огромная образцово-показательная радуга. Она была такой яркой, что на некотором отдалении от нее горела тусклая радуга-дублер.

Я улыбнулся. Рассветное солнце засветило мне в левый глаз.