Гости же из дальних стран захлопали от восхищенья в ладоши.

14

Увидев у своей кельи толпу страждущих мирян, отец Паисий бросился бежать. Резво кинулись за ним страждущие, кто-то схватил было его за кончик мантии, да упустил.

Долго бегали они так за непослушным духовником, помяли уже две монастырские клумбы, но догнать не умели и до того расстроились, что пошли жаловаться на отца Паисия игумену.

Игумен же, выйдя на крыльцо, поманил отца Паисия толстым пальчиком и говорит ему на ухо:

— Что ж ты, братец, бежишь от своих духовных чад, а?

— Не от них, отец, но от духа тщеславия, — отвечал запыхавшийся отец Паисий.

15

Один брат пришел к старцу посетовать на свою тяжелую жизнь. Когда же старец стал давать ему мудрые советы, как ему быть, брат отвечал на все: «Нет, этого я не смогу и с этим не справлюсь, и того не сумею».

— Эй, Леха, — позвал тогда старец своего келейника, — приготовь-ка этому манной кашки. Он очень слаб.

16

Отец Доримедонт объелся шоколадом. Шоколад ему прислала в посылке мама, и, идя с почты, отец Доримедонт потихоньку случайно все съел.

Вечером он лежал, держась за живот, и не мог уснуть. Братия, жалея его, водила вокруг его кровати хоровод и пела монастырскую колыбельную. Но отец Доримедонт по-прежнему был уныл.

— Глядите, он держится за живот, — заметил один из иноков. — Наверное, заболел от подвижничества. Принесу-ка из холодильника шоколадку, чтобы сделать ему утешение!

— Только не это, — простонал отец Доримедонт с ужасом. — Дай мне лучше глоток подсоленной воды.

Услышав это, братия подивилась образу его жизни и увеличила пост.

17

Инок Амвросий, исполнявший послушание в трапезной, после окончания братской трапезы сел за стол и, достав из тайника глазированные сырки, начал поглощать их один за одним.

В этот момент другой инок вошел в трапезную и увидел вкушавшего сырки брата.

— Прости, отче, что напоминаю тебе! — заметил вошедший инок. — Но нынче день строгого поста, ибо сегодня рождественский сочельник.

Отец Амвросий в изумлении поднял глаза на говорившего, и его тут же вырвало.

18

Брат Антоний соскучился и решил жениться. «Я женюсь!» — сообщил он братии. Братия же по любви к нему не хотела отпустить его одного в грешный мир и постановила пойти с ним вместе, дабы разделить его участь. Старец же в ту пору уехал на Всемирную конференцию, и посоветоваться было не с кем.

Собрались монахи у ворот, перекрестились на прощанье на храмы, а тут и старец входит в калиточку — вернулся с конференции.

— Благослови, батюшка, в последний раз, идем в мир жениться! — с плачем обратилась к нему братия.

— Бог благословит, ребятки, да только... — старец замялся.

— Что? Скажи нам!

— Бабы — такие ...!

В тот же миг иноки разбежались по кельям.

19

Некий брат впал в искушение и, придя к старцу, сказал:

— Отче, я понял, что Бога нет, и уйду из монастыря.

Старец заплакал и сквозь слезы отвечал:

— Чадо, чадо мое! Ты так ничего и не понял. Иди куда хочешь.

Инок же остался.

20

Брат пришел к авве Аверкию и сказал ему:

— Я такой ленивый, что тяжело мне даже подняться, чтобы идти на послушание. Каждый день для меня каторга, и чувствую, что скоро я совсем надорвусь от труда и самопринуждения.

— Если так тяжело ходить тебе на работу, — отвечал авва, — не ходи.