Он невольно поежился. Не слишком положительные ассоциации.

— Есть у меня один знакомый по этой части, — сказала Галина. — Хотел диссертацию написать на реальном материале. Зарезали. Заподозрили фигу в кармане и намеки…

Она знакомо усмехнулась.

— В сорок первом году призвали в рейхе в полицейский батальон. Людям было не меньше тридцати и немногим больше сорока. Те, кто по возрасту и состоянию здоровья не мог в действующую армию. Грести всех подряд стали позднее. Так вот, по социальному составу они были в большинстве рабочие из Гамбурга, мелкие служащие и лавочники. Крестьян самый минимум. Практически все выросли не при Гитлере и не при нем ходили в школу. Пламенные нацисты если и были, то не много. Никаких эсэсовцев и штурмовиков. Обычные взрослые мужики. Пять сотен человек.

Пришел приказ ехать в Польшу. Причем командиру, майору, прямо сказали: придется расстреливать. Он построил батальон и открытым текстом довел до личного состава: «Кто не считает себя готовым расстреливать людей, может выйти из строя. Их переведут. Возможно, в армию отправят, но участвовать в этом они уже не будут».

Вышло человек пятнадцать. Никто из них не был арестован или посажен в тюрьму. Остальные поехали. Когда начались массовые казни, с десяток пришлось убрать. Нервы не выдержали, парочку в психушку отправили, их дальнейшая судьба неизвестна. Еще человек пятнадцать попросили их освободить. Уже минус двадцать пять. Остальные продолжали этим заниматься. Причем до десяти процентов личного состава начали получать удовольствие и всячески разнообразить процесс для развлечения. Там были крайне неприятные подробности. За полгода батальон расстрелял восемьдесят пять тысяч человек. Женщин, детей, стариков и мужчин. Приблизительно по сто семьдесят человек на каждого.

Короче. Если привести пятьсот человек даже сегодня, хоть немцев, хоть русских, хоть американцев, хоть кого. И приказать расстрелять — откажутся процентов десять. Еще полсотни сделают это с удовольствием. А остальные будут выполнять приказ. Равнодушно. И эти десять процентов любителей крови есть в любой армии. Психика у людей не отличается. Что у нас, что в чужих странах. Люди внутренне не изменились с каменного века. Вот только не любая армия отдаст такой приказ. Совсем не любая, А люди такие есть. Надеюсь, не требуется пересказывать откровения иных военнослужащих. Для них не было разницы, военный дух или мирный.

— Ну и что? — угрюмо спросил Сашка. Про тот первый сон он никому не рассказывал, а прозвучало вполне про него. — Если у меня убьют товарища, я вполне откровенно могу сказать, что не постесняюсь ответно. Да, я не буду убивать мирных без причины. Но это я говорю сейчас. А на войне жизнь стоит копейку. Очень много зависит от ситуации. Был случай, наши ребята в плен попали, так их на куски порезали и к дороге тела подбросили. Может, пугнуть решили, — так мы потом пленных не брали. Жестокость рождает ответную жестокость. Это в книгах про душевные муки, а у меня их никогда не было. Или ты его — или он тебя.

Она остановилась у дверей.

— Покури и подумай. К обеду чтоб был как штык. Режима не нарушать!

Глава 3

Воспоминания приходят без спроса

Они шли цепочкой, постоянно контролируя окрестности. Не то чтобы ждали проблем, просто вбито на уровне рефлексов. Бдительность и жизнь неразделимы. Третий час после высадки с вертолета, все время вверх по склону, и конец пути не скоро. Дороги не было — еле заметная тропа. Скорее всего, по ней возили грузы на ослах. Они хоть и маленькие, да килограммов сто потянут. А теперь по ней, нагруженные не хуже ишаков, взбираются солдаты.

Кто-то в штабе ткнул пальцем и, кривясь, заявил: «Не нравится мне эта тропа. Не иначе, по ней душманы по ночам шастают».