Одиль обернулась:

— Что вы ели?

— То, что лежало в тарелке. Одиль залилась краской:

— Вы съели еду Мефистофеля?

Кот резко открыл глаза. Это удивило Блейка больше, чем слова кухарки. Каким образом он понял? Глаза у него были какого-то сверхъестественного оранжевого цвета.

— Мне очень жаль, — неуверенно проговорил Блейк. — Но это было действительно вкусно, почти вкуснее…

Он осекся.

— Договаривайте, договаривайте, — занервничала Одиль. — Вкуснее, чем то, что я готовлю вам?

— Я не это хотел сказать. Это было просто-напросто замечательно.

— Вы, как Манье, станете утверждать, что лучше быть моим котом, чем моим коллегой?

— Я ничего такого не говорил.

Мефистофель слушал диалог, поворачивая голову в сторону то одного, то другого. Блейк смотрел на него как зачарованный.

— Бедный малыш! — запричитала Одиль, бросившись ласкать кота. — Мамочка тебе быстро приготовит другую еду.

Потом, совершенно переменив тон, она обратилась к Блейку:

— Сегодня утром вы одурачили меня, а потом опустошили миску безответного котика. С меня хватит! Убирайтесь вон из моей кухни!

14

Несмотря на сумерки и проблемы со зрением, Блейк был полон решимости идти до конца. Ему нужно было во что бы то ни стало позвонить, даже если бы для этого потребовалось влезть на дерево. Ситуация, в которой оказался Блейк, не терпела промедления, однако звонить из замка, где его разговор могли услышать, он не хотел. Он спустился по аллее и, миновав заброшенный вольер, через некоторое время углубился в лес, стремясь выбраться на гребень холма. Ветви порой хлестали по лицу, но это его не останавливало. Он шел и шел, не замедляя шага, спотыкаясь, хватаясь за стволы деревьев и продираясь сквозь густой подлесок и колючий кустарник, преграждавший путь на вершину.

Наконец он очутился в густых зарослях низкорослого кустарника, где каждый шаг давался ему с трудом. Обдуваемый холодным ветром, он мог видеть с возвышенности изрезанный силуэт замка и значительную часть долины, в глубине которой лежал ближайший город.

Блейк осторожно достал из кармана мобильный телефон. Он понимал, что, если уронит его, отыскать аппарат в вечернем полумраке среди сплетенных веток и сухих растений будет очень трудно. От этой мысли его прошиб холодный пот. Без мобильника он погибнет. Он поправил очки и сощурил глаза, стараясь разглядеть, действительно ли есть связь. Манон сказала правду. Хорошая девочка. В памяти его телефона хранилось всего пять имен. Он нажал на Ричарда Уорда — тот поднял трубку на четвертом гудке.

— Добрый вечер, Ричард, это Блейк.

— Как поживаешь?

— Не очень. Ты мне нужен.

— Ты врезался в мусоровоз? Твоя лодка дала течь?

— Если бы ты меня видел… Я стою посреди леса, в краю, населенном сумасшедшими.

— Миленькое определение Франции…

— Ричард, я хочу все бросить. Я хочу вернуться.

— Но ты только вчера приехал, насколько я помню.

— Ты не представляешь себе, что мне пришлось пережить за это время…

— Они заставили тебя есть улиток? Кормили плесневелым сыром?

— Ты недалек от истины: кошачьей едой. И самое ужасное — она мне понравилась.

— Тебе нравится кошачья еда? Прежде чем ты пойдешь на прием к гастроэнтерологу, не забудь проконсультироваться у психиатра.

— Ричард, ты был прав: ехать сюда было с моей стороны глупостью.

— Раньше надо было думать, дорогой. Ты пообещал продержаться по крайней мере до конца испытательного срока. Ты дал слово.