Лето было очень жарким и засушливым. Ни один дождь не разворошил груды пепла, оставшиеся после атаки. От моих шагов они то поднимались вверх, то вновь опускались. Никакой ветерок не развеял их.

Я не отрывала взгляда от того, что — по моим воспоминаниям — было дорогой, потому что когда меня первый раз высадили на Луговине, я была невнимательна и наткнулась на камень. Только это был не камень — это оказался чей-то череп. Он несколько раз перевернулся в воздухе и приземлился лицом вверх, а я долгое время не могла перестать смотреть на зубы, гадая, чьи же они, и думая о том, что мои в аналогичных обстоятельствах, вероятно, выглядели бы точно так же.

Следуя привычке, я иду по дороге, но это плохой выбор: она полна останков тех, кто пытался убежать. Некоторые из них были полностью сожжены. Но другие, похоже, наглотавшись дыма, избежали сильного огня и теперь лежат, воняют, в различных стадиях разложения, кишащая мухами тухлятина для падальщиков.

Это я убила тебя, думаю я, проходя мимо кучи. И тебя. И тебя.

Потому что так и есть. Моя стрела, направленная на щель в силовом поле, окружавшем арену, привела к этой вспышке возмездия. Это погрузило в хаос весь Панем. В голове я слышу слова президента Сноу, произнесенные утром того дня, когда у меня начинался тур Победителей: — Китнисс Эвердин, огненная Китнисс. Ты высекла искру, которая, оставленная без присмотра, может привести к аду, способному разрушить Панем.

Как оказалось, он не преувеличивал и не запугивал. Пожалуй, он искренне пытался заручиться моей помощью. Но я уже организовала некое движение, контролировать которое была не в состоянии.

Горит. Все еще горит, тупо думаю я.

От пожара в угольных шахтах наружу выплевывается черный дым и распространяется по округе. И не осталось никого, кто бы за этим присмотрел. Более девяноста процентов жителей Дистрикта мертвы. Оставшиеся восемьсот человек нашли пристанище в Дистрикте-13, а это, насколько я понимаю, то же самое, что и быть вечно бездомным.

Я знаю, что не должна так думать, знаю, что мне следует быть благодарной за то, как нас приняли. Больных, раненых, голодных и с пустыми руками. Тем не менее, я никак не могу обойти стороной тот факт, что Тринадцатый Дистрикт сыграл немаловажную роль в уничтожении Двенадцатого. Это не снимает с меня вину — тут ее достаточно для всех. Но без них я не была бы частью крупного заговора по свержению Капитолия или у меня не было бы средств для достижения этой цели.

Жители Дистрикта-12 не организовали собственное вооруженное сопротивление. Просто им не повезло, что у них была я. Некоторые выжившие считают, что большая удача, наконец, освободиться от Дистрикта-12. Избежать бесконечного голода и угнетения, опасных шахт, порки нашим последним Главой Миротворцев, Ромулусом Тредом. Новый дом всем нам казался чудом, поскольку до недавнего времени мы и не подозревали, что Дистрикт-13 по-прежнему существует.

Ответственность за эвакуацию выживших свалилась на плечи Гейла, хоть и согласился он с неохотой. Как только закончилось Двадцатипятилетие Подавления — едва меня подняли с арены — в Дистрикте-12 отрубилось электричество, экраны телевизоров погасли, и в Шлаке стало настолько тихо, что люди могли слышать биение сердец друг друга. Никто ничего не предпринимал в знак протеста или одобрения произошедшего на арене. Тем не менее, всего за пятнадцать минут небо заполонили планолеты, и посыпались бомбы.

Именно Гейлу пришла в голову мысль о Луговине, одном из немногих мест, где нет старых деревянных домов с въевшейся угольной пылью. Он призвал всех, кого только мог, следовать в этом направлении, включая мою мать и Прим. Он сформировал команду, которая разобрала забор — теперь вместо него просто безобидная сетка с отключенным электричеством — и повел людей в леса.