Изменить размер шрифта - +
Ведь когда мы, Представители, собирались, чтобы обсудить эту тему, то по какой-то причине всегда обнаруживали в себе отвращение, страх перед убийством животных. Нам всегда казалось, что это опасная сфера. Нечто, что могло захватить и распространиться, — и все же мы не помнили, чтобы Канопус что-либо говорил об этом.

— Один из четырех видов, которые были использованы для вашего создания, легко побуждаем на убийство. Некоторые из нас на Канопусе не желали применять этот материал, в то время как другие настаивали на нем, так как это был — и все еще есть — физически сильный вид, выносливый, способный переносить лишения.

— Когда мы все стояли на тех склонах, спускавшихся к этой мертвой антилопе, и мой старый друг Марл поднял нож, чтобы вспороть тушу, я ощутил во всем своем теле чувство возбуждения — и я боялся назвать это удовольствием, но я знал, что так оно и было. И когда ее распороли от глотки до хвоста и выпали ее внутренности, я знал, как легко мне было бы погрузить руки в эту массу и затем… — Красный туман затмил мой разум, а когда он развеялся, покрытые инеем ветки, крыши, серые камни и укутанное лицо Джохора выглядели еще более чахлыми и отталкивающими.

— Да, — сказал он, — вы правильно проявляли осторожность.

— И все-таки ты созвал нас там, чтобы мы смотрели на разделанную тушу этого убитого животного. Мы стояли под теплым солнцем, и ветер доносил до нас ароматные запахи с озера, а мы смотрели на кишки, лежавшие кучей, — вместе с сердцем, печенью и другими внутренностями, вместе с головой, хвостом и шкурой, а рядом лежали кости, подобные ветвям дерева. И мы не могли успокоиться, и ходили вокруг по склонам, и вдыхали запах крови, который словно исходил из наших воспоминаний, а затем ты отделился от нас и встал, окруженный этими кровавыми кусками мяса и костей. И ты сказал нам: «Вы дивитесь, каждый из вас, куда делся зверь — где то подлинное от зверя, каким вы его знаете. Где же его обаяние, его дружелюбие, его изящество, его манера двигаться — все, что так вам нравится. Все вы знаете: то, что лежит здесь, не является верным представлением об этом мертвом звере. Когда мы смотрим на холмы, где ветер волнует травы и колышет кустарник, то видим там тот же дух, что был истиной этого мертвого животного — мы видим быстроту, свежесть и очарование. И когда мы смотрим вверх, на игру облаков — это и есть реальность зверя. И когда мы смотрим по сторонам друг на друга и видим, как мы прекрасны, то снова мы видим зверя, его приятность и правильность…» И так говорил ты, Джохор, еще долго, прежде чем прекратил распространяться о красоте и изяществе. Затем ты наклонился над кучками мяса и костей, взял голыми руками сердце и протянул его нам, и ты сказал, что каждый из нас — это вместилище сердца, печени, почек, кишок, костей, и каждое из этого — целое и знает себя. Сердце знает, что оно сердце, и оно ощущает себя таковым. То же самое с печенью и с каждым другим органом внутри каждого животного, внутри вас. Мы — мешок, вместилище меньших предметов, цельных частей, сущностей, каждое из которых ощущает собственное своеобразие, говорит себе: «Вот оно я!» Но это собрание из сердца, легких, кожи, крови, упакованных так плотно и искусно под кожей, есть целое, есть тварь… И ты, Джохор, вызвал у нас смех, когда мы стояли там тем прекрасным утром, которое я запомнил как цвет, цвет — синий, зеленый и приглушенный красный, желтый — сказав, что печень, быть может, уверена, что она лучший и важнейший орган в теле, и сердце тоже, и кровь, и что, быть может, они даже уверены, что тело целиком состоит из сердца, или печени, или крови… Да, я помню, как мы все смеялись. И так этот урок и закончился. А когда Канопус снова вернулся к нам, ты привез с собой приборы, с помощью которых можно было разглядеть самые маленькие вещи, и долгое время все мы, вплоть до детишек, изучали очень маленькое через эти приборы.

Быстрый переход