Мы вышли из машины, и Дюпре сделал нам знак подойти. Рейчел немного замешкалась, но тоже направилась к телу. Более спокойного места преступления мне видеть не доводилось. Даже последующее появление медэксперта не разрушило впечатления.

Дюпре достал из кармана синтетические перчатки, и, надевая их, старался не коснуться наружной стороны. Я отметил про себя, что ногти у него очень короткие и очень чистые, хотя и без специального ухода.

— Хотите посмотреть поближе? — спросил он.

— Нет, — отказался я. — Я уже насмотрелся.

Гнилостный дух от ила и тины, поднятых со дна землечерпалкой, перебивал смрад от трупа девушки. Кружившие над извлеченным мусором птицы выискивали дохлую и полуживую рыбу. Один из рабочих сунул сигарету в рот, поднял камень и запустил им в здоровенную серую крысу, копошившуюся в грязи. Он промахнулся, и камень врезался в грязь с сочным чмоканием, с каким кусок мяса падает на колоду мясника. Крыса бросилась наутек. Работа землечерпалки согнала грызунов с гнезд, и растревоженные зверьки метались, налетая друг на друга и кусаясь. Другие рабочие также стали кидать камни в суетящуюся живность. Большинство оказалось более меткими, чем их товарищ.

Дюпре щелкнул золотой зажигалкой. Курил он дорогие «Житан». Никогда раньше я не видел у полицейских такую роскошь. Ветер бросил крепкий и едкий дым мне в лицо. Дюпре извинился и встал так, чтобы меня не обкуривать. Такая исключительная чуткость меня озадачила, и мне еще сильнее захотелось узнать, почему вместо аэропорта я оказался здесь в этом месте.

— Я слышал, что вы выследили в Нью-Йорке убийцу детей, некую Модин, — наконец заговорил Дюпре. — Спустя тридцать лет сделать это — дело нешуточное.

— Она допустила промах, — объяснил я. — Они все в конце концов совершают ошибки. Надо просто оказаться в нужном месте в нужное время и воспользоваться ситуацией — вот и все.

Он склонил голову набок, словно не был вполне согласен с таким объяснением и в то же время хотел немного поразмыслить на этот счет, чтобы составить более точное представление обо мне, затем еще раз глубоко затянулся. Сигареты принадлежали к дорогому элитному сорту, но своей манерой курить Дюпре напомнил мне, как курили рабочие нью-йоркских доков. Они зажимали сигарету между большим и указательным пальцами, прикрывая огонек ладонью. Привычка держать сигарету подобным образом приобретается в детстве, когда курение еще запретное удовольствие и за такое занятие от отца можно получить увесистую затрещину.

— Мне думается, нам всем иногда улыбается удача, — Дюпре пристально смотрел на меня. — И это, возможно, как раз такой случай.

Я ждал продолжения и размышлял, была ли эта находка счастливой случайностью или вещим оказался мой странный сон, когда призрачные фигуры, вышедшие из стены комнаты, поведали мне, что в узоре, который ткал Странник, одна нить неожиданно оборвалась.

— Когда мне сообщили о смерти Морфи и его жены, моим первым желанием было увезти тебя подальше и избить до полусмерти, — признался Дюпре. — Он был порядочным человеком и хорошим детективом, несмотря ни на что. И он был моим другом. Но он тебе доверял, и Туисан, как видно, тоже тебе доверяет. Он считает, что ты, возможно, и есть связующее звено в цепи всех этих событий. А если так, твоя отправка в Нью-Йорк ничего не дает. Твой знакомый из ФБР Вулрич, похоже, такого же мнения. Но голоса за то, чтобы тебя услать отсюда, оказались громче.

Он сделал еще одну затяжку.

— Ты мне напоминаешь попавшую в волосы жвачку: чем настойчивее от тебя стараются избавиться, тем крепче ты увязаешь в деле, — продолжал Дюпре. — Возможно, нам удастся на этом сыграть. Оставляя тебя здесь, я рискую заработать кучу неприятностей на свою голову, но Морфи рассказал мне о твоих представлениях об этом типе, о том, что он, по-твоему, держит нас под наблюдением и играет нами.