— Ты смотришь на меня, как на чудо морское. Рассматриваешь, будто раньше никогда не видела мужиков. Я тебя начинаю побаиваться. У тебя в роду не было вампиров? Ты уверена, что родилась девятнадцать лет назад, а не в позапрошлом веке?

— Я вовсе тебя не рассматриваю, — запротестовала уличенная Лесли. — Я задумалась.

Лесли отвернулась, чтобы он больше не подозревал ее в вампиризме, удивляясь при этом непривычной пустоте в голове.

— Однако у меня на коже скоро будут ожоги от твоих взглядов, — бросил Невил слегка раздраженно. — Ты смотришь на меня, как растерянная маленькая девочка, впервые оказавшаяся в магазине игрушек.

— Да говорю же тебе, я сейчас была за сотни миль отсюда, — с жаром запротестовала Лесли.

— Странно, что ты отрицаешь очевидное. Меня трясет, как при пляске святого Витта. Ты всегда себя так ведешь? Сначала растравила мужика, потом вылила на него ушат холодной воды, а напоследок испепеляешь его взглядом. Твоей прапрабабушкой случайно не интересовалась святая инквизиция?

— Но… Но я же не хочу тебя… — не совсем к месту пролепетала она.

— Разве?

И он вновь взглянул ей в глаза так, что Лесли почувствовала, как ее бедра судорожно сжались.

— Персиковый сок, мэм, — проворковал он, пытаясь ее поцеловать.

Сначала она отстранялась, но вскоре сама отчаянно впилась в его губы, которые действительно хранили вкус персика, который он только что съел. Ей показалось, что из глаз Невила льется малахитовый поток света, который ворвался в нее и мириадами колких искорок разбежался по венам до самой маленькой трепещущей жилки.

Невил клонил ее все ниже, а его язык двигался взад-вперед по ее губам, и шероховатые прикосновения поднимали в ней волны сладкой дрожи. Когда ее спина коснулась полотенца, Лесли почувствовала вес его тела и вслед за этим пришло изысканное долгое удовольствие, ранее ею никогда не испытываемое: внутри нее звенели колокольчики, каждая клеточка молила продолжить и идти до конца, но что-то удерживало сознание Лесли от того, чтобы разом не провалиться в эту зовущую пропасть. Разум был замутнен выпитым вином, голова кружилась. Она зашептала что-то, пытаясь протестовать, пытаясь оттолкнуть его, но руки не повиновались ей и уже обнимали Невила; всякий раз, когда она хотела открыть глаза, те закрывались сами собой. Когда он снимал с нее верх бикини, она вновь хотела увернуться, но вместо протеста издала тихий стон.

— Разожми зубки, малышка, я хочу попробовать самое вкусное.

Ее отуманенный мозг не мог правильно реагировать на происходящее, а инстинкт был зажат неопытностью.

— Лесли, прекрати царапать меня! — Голос Невила пробился в мозг горячими чувственными толчками.

И тут же его зубы впились в ее нижнюю губу. Лесли издала глубокий стон, когда его язык коснулся ее языка. Новые волны удовольствия захватили ее, лишь губы Невила встретились с ее губами. Она слышала громкий стук сердца и не сразу поняла, что так бьется ее сердце, рвущееся наружу.

— Лесли, — нежно произнес Невил, слегка отстранившись и с восторгом разглядывая ее лицо.

Он запустил пальцы ей в волосы и стал неистово целовать ее щеки, глаза, шею. Словно дикий, экзотический прекрасный и одновременно ужасный цветок рождался в ней, прорастая сквозь нее и завладевая всем ее существом. Какая-то таинственная сила пробуждала к жизни неведомые доселе желания. Она с удивлением и даже испугом чувствовала, как вся ее жизнь сосредоточивается то в кончиках пальцев, то на мочке уха, то на сосках или в бедрах, следуя движению его рук, скольжению языка, и каждое его движение отзывается сладостной судорогой внизу живота. Его глаза потемнели от желания, когда он оторвался от нее.

— Я хочу тебя так, как еще никогда никого не хотел.