Не знаю, чего стоила такая подготовка мадам Фоке, но трудов она вложила очень много. Чую, что мне придётся постараться ой как сильно, когда она выставит к оплате долг.

— Потому что здесь зима, Санлис, – сообщила мне Кристина. – Да здесь и летом бывает такая погодка, что снег можно увидеть.

– Снег? — не поверил я.

— Ага, – подтвердила она. — Не каждый год, конечно. Но раз в три-четыре лета у природы происходят такие казусы.

-- Тут же до Нижнего не так уж далеко, а я там бывал и летом, и зимой и что-то не замечал ничего такого.

– Вот же ты Фома-неверующий, – покачала головой девушка. – Да ещё и с географическим кретинизмом. Какой Нижний Новгород, если ты о нём? Тут по трассе в ту сторону, про которую говоришь, самое ближнее – это Вологда. И в слове «ближнее» стоит поставить кавычки.

– Ещё Котлас, это по реке туда, – махнула рукой на юго-восток наша проводница. – Тоже большой город. Тут по Двине, почитай что, сплошь города стоят. В тайге мало кто живёт, в основном староверы да сектанты, ещё сезонные посёлки промыслового люда – охотники, лесорубы…

– Лесорубы зимой? – перебил я её.

– Конечно. Самый хороший лес как раз зимой и заготавливается.

– Это конечно очень интересно, но скоро будет озеро? – с раздражением произнесла Мира. Хотя чему она злилась – ума не приложу. Она единственная из всех не страдала от холода, умело пользуясь своим даром. Даже одета была очень легко – джинсы, лёгкие сапожки, сделанные под унты, да короткий пуховик. Таких модниц полно в той же Москве, где редко температура опускается ниже минус пятнадцати, а при минус двадцати там уже метеорологи поднимают панический вой, начиная пугать аномальными морозами.

«Тьфу, – мысленно сплюнул я, – их бы сюда, где днём под двадцать пять мороза».

Община раскольников поселилась у некоего озера Красное, что лежит севернее Северной Двины. Летом здесь довольно сложно пройти из-за множества болот. Дорог фактически раз-два и обчёлся, за ними почти не следят, так как раскольники не любят контактировать с внешним миром. Все отношения связаны с рынком, где торгуют дарами с полей и огородов да специализированными магазинами – автозапчасти, одежные, сельскохозяйственные и в том же духе. По словам проводницы, даже в супермаркетах их сложно заметить, так как они отдают предпочтение простым продуктовым магазинам. Часто бывают на рынках, но в основном в качестве продавцов, торгуя тем, что самостоятельно вырастили на грядках, в хлеву, собрали в лесах.

После всех этих рассказов я представлял посёлок у озера, который был конечной целью нашего путешествия, эдаким фортом времён двухвековой давности. То есть: почерневшие от времени срубы, крытые дранкой или соломой; колодцы с «журавлями» в центре улиц; стаи домашней птицы, мычанье и блеяние из-за заборов; печные трубы, исходящие дымом; сани, запряжённые лошадьми, разъезжающие по заснеженным улочкам, и всё это обнесено высоким частоколом. Но из всего этого едва ли половину увидел. В реальности посёлок раскольников выглядел точно так же, как сотни деревень в центральной части страны – в Тульской, Рязанской, Калужской областях и многих других. Дома как рубленые, так как и кирпичные, хотя таких очень мало, наверное от того, что строевой лес тут под боком, а вот кирпич нужно везти издалека. Дымят печные трубы и даже слышны голоса живности из-за заборов всевозможных форм и размеров, от низенького редкого штакетника, до двухметрового из цветного или оцинкованного профлиста. Никаких колодцев не увидел, как и саней. Зато приметил пару тракторов, лишь слегка припорошенных снегом, несколько стареньких «уазиков» и «нив».

И никакого частокола!

Я невольно поймал себя на мысли, что немного разочарован открывшейся картиной.