— Я пришел по вашему приглашению, господин Президент, — сказал он, стараясь сохранять торжественное и скорбное выражение лица, — ибо хорошо помню пашу доброту и участие… Вы видите перед собой несчастного, вынужденного в день свадьбы оплакивать кончину своей супруги…

— Прошу вас сесть, милостивый государь, и выслушать нас, — сухо прервал его министр иностранных дел. — И не надо взывать к нашему сочувствию: нам известно, как обстоят дела на самом деле! И учтите, что господин Президент, и я говорим с вам от имени правительства.

«Что это означает? — подумал про себя Фандор. — Неужели им известно, что Элен жива?». Вслух же он сказал:

— Но понимаю, какие могут быть ко мне дела у правительства…

— Не трудитесь отрицать, — продолжал министр. — Мы получили сведения по дипломатическим каналам и теперь прекрасно знаем истинные причины, побудившие вас вступить в брак… Мы не позволим шантажировать французское правительство и осложнять отношения Франции с другими государствами!

Министр повысил тон и почти угрожающим жестом поднял указательный палец:

— Вы должны молчать, месье! И вести себя тихо… Не пытайтесь раздуть скандал и воспользоваться его плодами!

— Но, милостивый государь… — начал Фандор.

На этот раз его прервал Президент Республики:

— Будет лучше, милостивый государь, если вы воздержитесь от произнесения слов, о которых впоследствии вам придется пожалеть. Ваши замыслы раскрыты, в этом вы можете не сомневаться. Относительно дальнейшего с вами переговорят отдельно… Проводите господина к начальнику секретариата! — приказал он служителю, вошедшему в кабинет по звонку.

Фандор, наконец, оправился от неожиданности и ответил в ироническом тоне:

— То, что вы только что сказали, господа, — какая-то китайская грамота. А я всю жизнь прожил во Франции и в китайском не силен. Однако слух у меня острый, и некоторых нюансов я не мог не заметить. Я пришел сюда, надеясь еще раз выразить господину Президенту мою признательность за участие и помощь. И если я ухожу отсюда, не выполнив своего намерения, то не моя в том вина. Господин министр! Ваша манера выражаться слишком невнятна, даже для дипломата. Я советую вам поупражняться для приобретения того неоценимого качества французского ума, которое именуется «ясностью»! Ваш покорный слуга…

И он последовал за служителем. «Я вляпался в какую-то темную историю, — думал он про себя. — Надо держать ухо востро и не поддаваться эмоциям…»

В громадном кабинете за письменным столом сидел маленький невзрачный человечек. Это был начальник секретариата Президента Республики. Ни слова не говоря, он указал Фандору на стул.

Повисла длительная пауза, которую прервал Фандор.

— Так в чем дело? — спросил он.

— Ну, так сколько? — в свою очередь спросил секретарь.

— Чего сколько? — не понял журналист.

— Я спрашиваю, сколько вы хотите? Сто тысяч? Или, может быть, двести тысяч?.. Ну, давайте сойдемся на двухстах пятидесяти…

Фандор встал и скрестил руки на груди:

— Извините, а чем вы торгуете? Стоячими воротничками? Или пуговицами для штанов?

Человечек тоже поднялся со своего кресла:

— Оставьте неуместные шутки! Вам было сказано, что французское правительство готово оплатить ваше молчание. Мне поручено договориться с вами о сумме. Поэтому я и спрашиваю: сколько?

Как ни старался Фандор сдержаться, он почувствовал, как в нем закипает страшный гнев. Подойдя вплотную к столу, за которым находился его собеседник, он проговорил:

— Послушайте, вы! Я ничего не понимаю в ваших намеках, как не понял и того, что мне только что плели министр иностранных дел и Президент Республики.