|
Темная широкая улица с редкими фонарями… сверкает красным светом знак, указывающий на ночные работы в водопроводном колодце, несколько касок, покрытых светящейся краской, монотонно повторяют без конца одни и те же движения. – Вылезайте. Прочистите как следует мозги. Причина вам, должно быть, понятна, так что вопросов не задавайте. – Откуда же мне знать? – Он сжался, готовый к сопротивлению. – Я собираюсь вам рассказать все, и прямо сейчас. – Подумайте как следует, может быть, поймете. Ну, живо выметайтесь. – Вы пожалеете. – Хватит. Знайте, я этот плащ получил от его жены в качестве вещественного доказательства. Проспитесь, выпейте аспирина, придумайте вранье покрасивее и тогда приходите снова. Сложив средний и указательный пальцы, я грубо ткнул Тасиро под пятое ребро. Он коротко вскрикнул, скорчился и, подавшись вперед, вывалился из машины, с трудом удержавшись на ногах. Обернувшись к захлопнутой дверце, он завопил: – Я шел за ним! Я шел на начальником отдела! Выхожу из машины, не доезжая до подъема к жилому массиву, где живет женщина. Заплатил за кофе, выпитый вместе с Тасиро, – это уж ладно, потом вывалил кучу денег в студии ню, по пьянке, наверно, а теперь еще раскошелился на такси… сколько же я должен взыскать на покрытие расходов?.. нужно, естественно, донесение, подкрепляющее их необходимость… вряд ли можно утверждать, что нет ничего достойного упоминания в донесении… даже напрасная потеря времени может чему-то научить… я думаю, мне удалось получить прекрасный ластик, чтобы в течение двух часов с потенциальным псевдобеглецом стирать неясные, ненужные линии. Однако почти немыслимо занести этот косвенный урожай в объективное донесение, которое бы не потеряло ценности, выйдя из-под моего пера. Написать: что лжец признался в том, что ложь была ложью, все равно что ничего не написать. Когда я мысленно возвращался назад, в памяти отчетливо всплывали лишь голые белые ноги под стойкой… лишь ощущение, будто я впитываю их своей ладонью… но эта отдельная часть женщины не приводила меня к целому, и если бы я попытался завершить «фреску», то остальные части мог бы отыскать только там, за лимонной шторой. Точно мотылек, привлеченный световой ловушкой, я направляюсь к этому окну. Не имея никакого повода и в то же время не особенно задумываясь о том, что у меня его нет… Нет, нельзя сказать, что совсем не было повода. Повод – моя машина, брошенная у самой лестницы, ведущей к дому женщины, как раз напротив второго отсюда фонаря… я ее оставил под тем предлогом, что был пьян, но сейчас я еще более пьян, так что и этот повод весьма шаток. Я медленно иду тропинкой, протоптанной по высохшему газону, сокращая расстояние до лимонного окна. От угла дома номер три, если идти обычно, тридцать два шага… поднимаю голову – ряды фонарей, точно застывшие, немигающие искусственные глаза, сзывают на праздник, который никогда не наступит… окна – бледные прямоугольники света, выстроившиеся в ряд, как проклятье, – там давным-давно забыли и думать о празднике… Подняв воротник пальто, я замираю – ветер, точно мокрая половая тряпка, хлещет по щеке… как раз там, где последний раз видели его… Если бы человеком, стоящим сейчас здесь, был не я, а он… он, тайно прокравшийся сюда под покровом темноты. О чем бы он думал, глядя в окно покинутого дома? Я пытаюсь проникнуться его настроением, но мне не удается. Почему-то все время его лицо заслоняет шофер такси, с которым я только что приехал. Человечек цвета накипи, вместо воздуха вдыхающий ропот, вместо крови нагнетающий в жилы проклятье, человечек, все тело которого испускает зловоние хлева… такому человечку незачем здесь стоять… ему незачем исподтишка сопрягать свою судьбу с лимонным окном… но, наверно, далеко не все водители именно такие. |
