Вскоре добыча доставлена и размещена, теперь можно посылать Бориса за ведром морской воды. Пресной нет и пока не будет, днем краны здесь сухие. Благо веник и чистое ведро мы уже успели позаимствовать ранее — из экспедиционных, так сказать, фондов.

Солнце уже начинает валиться за обрыв, когда Веранда приведена в относительно божеский вид. Конечно, нет ни матрацев, ни подушек, ни прочих предрассудков в виде простыней и одеял. Нет замка, нет даже лампочки, но это дело наживное. В стены врезаются гвозди — коробка с гвоздями всегда с собой, как и топорик. Впрочем, пустой бутылкой тоже хорошо заколачивать. Вон их тут сколько!

Вдали, у сараев, хорошо видных с нашей горки, — знал, знал Слон, какое место для жилья выбирать! — заметна какая-то суета. Наша молодежь тоже что-то достает, копошится, кучкуется. Какой-то грузовик — подумать только! — чего-то им привозит… Еще совсем недавно доставали все для всех, и всем хватало. А теперь каждый грабит в одиночку.

Две экспедиции — констатирует Борис. Две экспедиции: наша — из недобитых ветеранов, и эти, юные. Иногда Борис умеет говорить формулами.

…И наступает первый херсонесский вечер. Откуда-то из ранних сумерек появляется цикада и начинает свое соло, затем соло превращается в дуэт, вступает хор…

Может быть, я сюда именно из-за этого и езжу — из-за цикад. А греки, недотепы, их лопали. Жаренными в масле. А еще гордились тем, что умеют ценить прекрасное!

Над храмом Владимира сгущаются сумерки, так и ждешь, что из-за горизонта появится рогатая луна, но сейчас не ее время, она вынырнет лишь под утро, через пару дней новолуние, когда мертвый город погружается во тьму. А вот когда луна в силе, здесь наступают бесовские ночи!

…Холодный лунный огонь на траве, холодный лунный огонь на камнях, холодный лунный огонь на море… Лунный потоп, лунный шабаш, лунный Армагеддон…

Целесообразно начать с южной части Казармы в связи с тем, что ее северная часть сохраняет средневековую застройку, не позволяющую ориентироваться в более ранних строительных периодах.

Установка: стена — «свет» и «тепло». Конкретная задача — южный вход…

…Колокол? Ну конечно, колокол, как же без колокола в Херсонесе? Какие-то варвары лупят булыжником на ночь глядя. Эх, народ-богоносец! Хоть бы в музей колокол-беднягу оттащили, ведь не простой он, на звоннице Нотр-Дам де Пари красовался! Увы, теперь он тут, на берегу, подвешенный на бетонной дыбе, чтобы каждый ублюдок мог запустить в него камнем. И запускают.

Впрочем, говорят, скоро за право бросить камень будут брать по пятаку. Перестройка!

…Над сумеречными руинами — голос мертвой бронзы, голос мертвой памяти, оскверненной, выставленной на посмешище. Камни бьют в бронзовую плоть Прошлого, оставляя вмятины, уродуя, превращая в ничто, в забаву, в бесполезную погремушку. Порушенный город, порушенный монастырь, порушенная память, порушенная страна…

Теперь остается одно — покурить. Покурить на старом нашем месте, возле источника с затейливой татарской надписью на белом мраморе, где когда-то ежи ночами ходили на водопой. Сейчас источник высох, бедняга, бедняги-ежики напрасно заглядывают сюда по старой памяти. Источник, рядом — Дерево Фей, где мы каждый год оставляем что-то из вещей, чтобы обязательно вернуться…

Хорошо курится. И сигареты еще есть, недели на две, глядишь, и хватит..