– Каким же бизнесом Василий занимается? – полюбопытствовал полковник.

– Разное болтают. А толком никто ничего не знает. Кто говорит, что ему к трубе удалось припасть. Кто – будто он обналичкой ведает. А другие утверждают, что он с наркомафией связался…

– Вот как? – поднял бровь Ходасевич.

– Да врут, наверное… Главное, денег у Васьки теперь, как у дурака махорки. Куда девать, не знает. Даже к матери моей несколько раз подъезжал: продайте, мол, мне свой участок. «Я, – говорит, – вам в полтора раза больше заплачу, чем риелтор его оценит. Скажут двести тысяч – я вам триста дам».

– А что ваша мама?

– Она, конечно, ни в какую. Для нее эта дача была как жизнь, как глоток свежего воздуха! Она бы ее ни за какие деньги не продала.

– А вы?

Елена словно споткнулась.

– Что – я?

– Вы – продадите?

– На что вы намекаете?

– Ни на что не намекаю. Я прямо говорю: наследница вашей мамы – вы. И если ее нет в живых, вам, Лена, придется участком распоряжаться.

Елена осклабилась.

– А вы, товарищ полковник, все мотив ищете!..

Валерий Петрович промолчал.

– Думаете, Вася мог на мою мать руку поднять? Чтобы потом у меня ее участок сторговать?

Ходасевич пожал плечами:

– В жизни все бывает, дорогая Елена.

Они обошли по периметру участок художницы и возвратились к накрытому в саду столу.

Там уже нарисовались новые гости.

Первым оказался старичок-бодрячок: мохнатые седые брови и венчик седых волос, обрамлявших крупную загорелую лысину. В дачных условиях, конечно, все гости были одеты далеко не в смокинги, однако прикид лысого старичка затмевал всех: линялые штаны – очевидно, купленные лет тридцать назад в магазине «Рабочая одежда», байковая ковбойка времен дружбы с председателем Мао, а поверх нее выцветшая брезентовая штормовка.

Елена успела вполголоса пояснить полковнику:

– Это Ковригин, пианист. Живет на двух участках – семь-восемь. У него там чуть ли не гектар неухоженный, весь лесом зарос. Он на своем участке грибы собирает. Скряга жуткий…

И с радостной улыбкой обратилась к старичку, протягивая к нему обе руки:

– Анатолий Васильевич! Сколько лет, сколько зим! Как вы поживаете?

Глазки старичка залучились. Он схватил протянутые к нему ручки и покрыл их поцелуями.

– Леночка! Счастье мое! Как я рад тебя видеть! У меня и для тебя подарочек приготовлен!

Ковригин слазил за пазуху своей брезентухи и вытащил оттуда CD-диск. С обложки торжественно сиял он сам – лысой физиономией, белой манишкой и черным смокингом. Поперек обложки уже красовалась сделанная красными чернилами дарственная надпись.

– Это моя последняя запись, – лопаясь от гордости, провозгласил музыкант.

– Спасибо, дорогой Анатолий Васильевич!.. А это, познакомьтесь, Валерий Петрович, полковник. Он друг нашей семьи и немного поживет в нашем доме.

Пианист настороженно протянул Ходасевичу ладошку.