Фима наблюдала за братом молча.
– Скажи, а эта Марианна, она тебе как? – спросила она у него.
– Что «как»?
– Нравится?
– В смысле «нравится»?
Фима вздохнула. До чего же тяжело с этими подростками. Каждое слово им надо объяснять да разжевывать.
– Не притворяйся, будто бы ты ничего не понимаешь. Как девочка она тебе нравится?
Павлик не стал дальше дразнить свою сестру, знал, что это может быть чревато последствиями. С тех пор, как тетушка Римма вплотную занялась устройством своей личной жизни, готовить на кухне приходилось по большей части Фиме. И если обычно она отделывалась полуфабрикатами, то при случае могла братцу и отомстить. Приготовить, например, на обед уху, которую Павлик терпеть не мог. Или еще котлет рыбных наделать, да не с фаршем из щуки или трески, а из выловленных папой собственноручно уклейки и плотвы. А Павлик эти котлеты люто ненавидел.
Рыбки были такими мелкими, что прокручивали их вместе с костями. И хоть мололи по два раза на электрической мясорубке, но кости потом в фарше все равно чувствовались. Павлик эти котлеты есть не мог, но и не есть тоже не мог, потому что рыба была уловом папы, и тот страшно бы огорчился, догадайся, что кому-то из его домочадцев она совсем не по вкусу. Павлик своего папу любил, поэтому был вынужден давиться котлетами. И он знал, что фарша в морозильной камере еще надолго хватит. Так что с Фимой лучше было не шутить.
– Так что Марианна?
– Не знаю. Странная она какая-то. Все время возле Гераклы – нашей новой исторички – трется. Говорит, что терпеть эту дуру не может, а сама ей за пирожными на переменах в буфет бегает. Я сам много раз это видел. Да я ведь ничего против не имею, другие ребята к учителям тоже подлизываются, если хотят особого отношения к себе. Только никто из них своих учителей «толстой свиньей» потом не называет.
– Действительно, как-то странно.
– О чем и речь. Если бы Анна Сергеевна меня лично не попросила, чтобы я с Марианной математикой-физикой занялся, нипочем бы не стал.
Фима уже хотела уходить, так как узнала главное. Но Павлик неожиданно ее остановил.
– И знаешь еще что?
– Что?
– Мне кажется, что Марианна нас всех здорово дурит. Она лучше меня в математике и физике разбирается.
– Зачем же притворяется, будто бы отстает?
– Вот и я тоже хотел бы знать, – кивнул Павлик. – Зачем?
Утром мальчик ушел в школу, а Фиме позвонил Арсений.
Но не успела девушка обрадоваться внезапному звонку, как Арсений спросил:
– Что ты там вчера говорила про женщину, которую увезли на скорой из спа?
– Мне удалось выяснить, что ее сопровождал мужчина по имени Ян, она его называла Янек. В салоне считают, что он дал ей какую-то таблетку, после которой женщине и стало нехорошо.
– Угу! А приметы Янека ты знаешь?
– Высокий ухоженный блондин. Голубые глаза. У него машина белого цвета с откидным верхом. Ждал клиентку возле салона, но девчонки не удосужились запомнить номер машины.
– Этого и не нужно. Пробьем по дорожным камерам.
– А что произошло? Почему ты спрашиваешь?
Арсений ничего не ответил и попрощался. Это было обидно. Получалось, что он позвонил ей исключительно по делу. И его даже не интересовало, как Фима спала, что ей снилось, какое у нее утром настроение. Почему-то после этого замечательное настроение у Фимы сделалось препротивным. Да еще пришло сообщение от Павлика, в котором он упрекал сестру за то, что напрасно заставила тащить два тяжеленных учебника и увесистый томик Лермонтова. А уроков русского и литературы не было, Анна Сергеевна на работу не вышла.
– И алгебры с геометрией не будет, потому что математичку нам до сих пор не нашли. |