– София говорила, что по профессии вы журналистка. Это так? Она рассказывала о полной шатенке, склонной к размышлениям.

– Не совсем так… Я еще учусь.

– Отлично! Надеюсь, вы не проводите журналистское расследование и я не увижу в прессе ни строчки о нашей встрече. Я могу быть уверена?

Высказанное предположение прозвучало в ее устах как угроза.

– Конечно. Мне просто нужны деньги. Не беспокойтесь.

– Отлично! – сказала она, в завершение разговора воздев руки к потолку. – Будете ли вы свободны послезавтра во второй половине дня?

На мгновение я оцепенела. Неужели она уже нашла для меня клиента, положившись на Сонины рекомендации? Не знаю, что уж там подруга ей про меня наговорила, – мне даже показалось, что я слышу, как она расхваливает мою, по ее выражению, «аристократическую чувственность», мои «тонкие манеры, свидетельствующие о благородном происхождении». Какое она имела право предлагать мои достоинства завсегдатаям заведения до того, как я сама соглашусь? Я невольно нахмурилась, что, видимо, не устраивало хозяйку, ведь ей так хотелось побыстрее ввести меня в курс дела. Чтобы не омрачать мой дебют в агентстве «Ночных Красавиц», она наградила меня заботливым жестом, по-матерински мягко положив мне на плечо одетую в кольца и браслеты легкую руку, и пощупала мой дешевенький свитерок.

– Это надо заменить. Я вам помогу. Мы пройдемся по магазинам. Вы обе вместе со мной. Я обожаю это!

– По магазинам? – пролепетала я.

Соня, сидя в кресле, затопала ногами и завизжала от радости, как школьница.

– Да, по магазинам. Вот увидите, каких-нибудь две-три вещицы – и вы преобразитесь! Вы станете обворожительной!

«Обворожительная» – мне этот эпитет был явно не по размеру, я почувствовала себя неловко, как в одежде с чужого плеча, на три размера больше, чем надо. Но, тем не менее, надо привыкать. И желательно быстро.

4

Возвращаться в пригород из Парижа каждый раз для меня было мучением. Я бы даже сказала, пыткой. Для меня, девчонки из Нантеррра, которой я так и осталась, сила притяжения столицы была велика. Поэтому, сидя в электричке, уносившей меня на запад от Опера€ или от площади Этуаль, я чувствовала себя как приговоренная к казни по дороге на эшафот. С той лишь разницей, что я проделывала свой мучительный путь каждый день.

Я так страдала из-за этого, что была готова к тому, чтобы снять жилье где-нибудь в Париже: уж лучше плохонькая комнатка в центре, чем двух-трехкомнатная квартира, даже со всеми удобствами, за городом. Мне хотелось жить в сердце столицы, там, где кипит жизнь.

В тот вечер я садилась в сине-бело-красную электричку, держа в кармане только что подписанный контракт. Кто-то постарался разрисовать спинки сидений и стены в вагоне свежими граффити. Едва устроившись у окна, я почувствовала на себе любопытные взгляды. Мужские, разумеется. Я напрасно старалась привыкнуть к ним, с годами смущение не исчезало, я всегда чувствовала себя неловко. «Не понимаю, чего ты жалуешься! – удивлялась Соня. – Подожди, пока тебе стукнет пятьдесят, у тебя отвиснет грудь и поползут морщины. Посмотрим тогда, как ты обрадуешься, если мужики в метро станут на тебя пялиться».