— Что случилось?

Страдание на лице Валерки стало вовсе уж безмерным. Ему предстояло объяснить словами то, что он только чувствовал…

— Ну… он ведь обычно похож на эту… глисту… в обмороке. А сегодня, когда уезжал, по телефону говорил.

— Ну и что, Валер?

— Он вел машину и говорил по телефону.

До Волкова наконец дошло. Обычно отъездом Эдика приходили любоваться все свободные от смены охранники. Эдик вцеплялся в руль обеими руками и выезжал из широченных ворот медленными рывками, так, словно полз по узкой тропинке над бездонной пропастью. Поворотники он включал за километр до поворота. Тормозил одновременно и ручным и ножным тормозом. Другими словами, представить, что Эдик может РАЗГОВАРИВАТЬ ПО МОБИЛЬНИКУ ЗА РУЛЕМ, было категорически невозможно. Все равно что прийти на кухню и увидеть, как баба Шура курит «Данхилл» и делает себе френч-маникюр. Волков почесал в затылке.

— Валер, а ты, часом, не расслышал, что он говорил?

— А он ничего и не говорил особенного. Только «да», «нет» и «через три дня». Так… жестко говорил. Как мужик, короче.

Само по себе это ничего не значило. Или почти ничего. Потому что Валерка, возможно, и не занял бы призового места на конкурсе эрудитов или ораторов, но дело свое знал хорошо, и ежели Валерке что-то показалось странным… к этому стоило как минимум прислушаться.

Разумеется, нужно было принять во внимание и то, что Лиза только что дала Эдику отставку. В конце концов, если молодой мужик большую часть времени напоминает половую тряпку, свесившуюся из ведра, это еще не значит, что он и чувствует на таком же уровне. А если он был в нее влюблен? А если у него были с Лизой связаны определенные планы?

В любом случае, Эдика не стоило сбрасывать со счетов. Волков сказал тихо и убедительно:

— Валер, ты приставь к нему кого-нибудь из ребят. А Зайцу скажи, пусть попишет его звонки. Возможно, это все и ерунда, но не хотелось бы неожиданно выяснить, что под внешностью подыхающего от астмы суслика скрывается террорист международного уровня.

Валерка фыркнул. Сам он так цветисто выражаться не умел, но шуточки командира ценил и понимал.

— Есть, Егор Степаныч. Могу идти?

— Ты теперь командир, Валер.

Валерка испустил душераздирающий вздох — и упругой походкой двинулся прочь. Жора потянулся с хрустом. Хорошие у него ребята подобрались. Жаль будет, если этот придурок Серега из чистой мстительности решит набрать новых охранников…

В парке еще раздавались бодрые тосты, женский смех и звон стекла. Волков стоял на открытой веранде, невидимый в темноте. Это крыло дома принадлежало Лизе, здесь находились ее спальня, маленькая гостиная, библиотека и небольшая кухня, на которой обычно хозяйничала баба Шура. До сегодняшнего разговора в кабинете Сергея Волков полагал, что Лиза здесь в полной безопасности, теперь же предпочел бы, чтобы она жила в центральной части здания. А еще лучше — где-нибудь на острове посреди Карибского моря… И он там же…

Баба Шура тронула его за плечо и сказала совершенно нормальным, лишенным всякой дурной фольклористики, голосом:

— Иди, ложись. Девочка уже спит. Окна я проверила, сигнализацию включила. Сама лягу в доме. Жорик…

— Чего, баба Шур?

— Ты не обижай ее и не пугай. Она ведь до сих пор иногда по ночам кричит. Помнит она все, Жора. И то, как ее похитили, и то, как дом горел, и как ты ее из огня вынес…

— Я тоже помню.

— Она тебе доверяет. И еще придумывает… разное. Ты мужик взрослый, так что… Повнимательнее.