А я видела палату с одним пациентом, операционную и какое-то запертое помещение.
– Молодец, не теряешь времени даром.
К завтраку мы заявились последними, но на нас никто не обратил внимания. Я успела заметить, что эта публика обладала интересной особенностью, они словно находились где-то, и практически не реагировали на изменения окружающей среды. Да, они отметили появление новеньких, как факт и этот факт их тут же перестал интересовать. Это как раз было нам очень на руку. Еще я не заметила, чтобы тут кто-то с кем-то особо дружил, люди вроде бы были вместе, но в тоже время каждый сам по себе.
Двух мест рядом не нашлось и нам пришлось разлучиться. Я вклинилась меж двух молоденьких девушек, напротив сидел немолодой человек с лохматыми ушами. Эти уши мне весь аппетит отбили, хотя какой может быть аппетит, когда в тарелке пресная геркулесовая каша, а в стаканах до боли любимый компот из сухофруктов. Я взяла из большой общей тарелки тонюсенький кусочек черного хлеба и принялась жевать, ностальгируя по быстрорастворимой лапше. Утешала я свой организм тем, что воздержанность в еде и, как следствие – отличная фигура еще никому не вредили. Отыскала взглядом Таю, она лопала кашу, аж за ушами трещало. Вот ведь какая, а! Везде приспособится!
После завтрака мы отправились, страшно сказать куда. Опять в молельную. Судорожно сглатывая ставший поперек горла хлеб, я с ужасом вспоминала вчерашнюю духоту и качку. Господи, да если это мероприятие не только каждый день, но и по несколько раз будет устраиваться, нам же ушных затычек не хватит! Тая шла впереди, она прицепилась к какой-то толстенькой маняше и что-то у нее выпытывала. Я не стала мешать подруге добывать информацию, я дышала свежим воздухом, запасаясь кислородом перед молельной.
В помещение я постаралась войти самой последней, вдруг станет совсем уж плохо, надо успеть выскочить на воздух. Людской поток унес Таю далеко вперед и мне ничего не оставалось как воспользоваться берушами из кармана джинсов, уже бывшими в употреблении. Отряхнув пылинки-соринки, я размяла бесформенные комочки и законопатила уши. Устроившись в уголке, я принялась наблюдать за публикой. Я пыталась уловить, в чем же их отличие от обычных людей или даже от послушников православной церкви? Больше сравнивать было не с кем, я видала только христиан. Размышляя над этим, я даже пропустила появление Актавия. Поднимая руки вместе со всеми и открывая рот в приветственном крике, я продолжала свои раздумья.
К середине представления меня озарило. У всех этих людей было практически одинаковое выражение лица и глаз. Это меня так напугало, что я едва не бросились прочь из молельной к заветной рогатине, торчавшей над забором.
Качаясь плечом к плечу с этими живыми куклами, я смотрела на портрет Ирины Колесниковой и представляла ее здесь. Теперь я ни на миг не сомневалась, что бегство с любимым в Ессентуки полная чушь, вот только добровольно ли Ира написала письмо? Или ее заставили? Вспомнив об элегантной женщине с крупными карими глазами, безусловно владеющей сильнейшим гипнозом, я подумала, что и заставлять никого не надо, человек все сам сделает добровольно, причем после и не вспомнит ничего. Ира была где-то здесь. Перед глазами возникла палата с одним пациентом под капельницей, и я поняла, что нам срочно необходимо заболеть и как следует пошерстить целительную. Лучше заболеть кому-то одному, чтобы не привлекать к нашей парочке лишнего внимания. Я согласна была выставить свою кандидатуру, для такой ювелирной работы Тайка слишком громоздкая… За размышлениями о том, какими же болячками я способна обзавестись в кратчайшие сроки, причем болячки способные подорвать организм меня заведомо не устраивали, я и не заметила, как пролетело время. На выходе снова торчали парни с ведром и стаканчиками. Получив свои полстакана, я отошла в сторону и стала дожидаться Таиску. Вскоре она подоспела.
– Сеночка, – взволнованно прошептала она, тревожно заглядывая мне в лицо, – ты в порядке, дружочек?
– Да, а что со мной должно было стрястись?
– Я ж тебе беруши не дала!
– Не волнуйся, я вчерашние использовала, все нормально. |