Решив, что ему и так плохо я всунула острую часть открывашки в трещину на груди и попробовала увеличить успех неизвестного орудия. Трещина будто того и ждала: она почти без моей помощи, как в мультфильме про ледниковый период, стремительно разбежалась в обе стороны, достигла щелей подмышками и боковые швы распались.

Когда я сняла с доспеха «брюхо», картинка получилась красочная: повалил стойкий запах гниения, обнаружилась испачканная кровью и гноем одежда. Я убоялась делать с ним что-либо и отошла.

Через несколько минут мне стало стыдно. Еще минут через двадцать очень стыдно. Потом я поняла всю глупость положения: стою в чужом для меня мире, посреди поляны, над умирающим человеком и не помогая ему, и не покидая его, и не добивая. Решив, что без моего вмешательства он гарантированно умрет, а с моим может сделать это быстрее или все же выжить, я вернулась к телу. Никаких изменений не обнаружилось, и я стала тащить оставшуюся часть доспеха наверх, намереваясь снять как футболку через голову. Все шло неплохо, но медленно. Как известно, терпение и труд кого угодно добьют: дыхание стало еще поверхностней, зато мужик был освобожден из плена.

Итак, теплый зеленый лес, птички поют, полянка живописная, вроде ручеек где-то неподалеку протекает, помирающий то ли от сепсиса, то ли от гангрены, мужик и кучка его доспехов. Блеск.

Зато, рыцаря без доспеха, удалось выволочь на поляну. Постановив, что до меня он тут лежал и без меня полежит чуток, я подхватила бывшую спину доспеха, здоровенную флягу, обнаруженную на перевязи под мужиком, и отправилась на поиски слышимого ручейка. По пути я заприметила несколько ягодных кустов. Память воспроизвела обещанную информацию: местный аналог чая и вполне нормальные съедобные ягоды.

Ручеек оказался достаточным для наполнения фляги, чем я не преминула воспользоваться. Когда я, довольная собой, разогнулась с полной флягой, я вляпалась лбом в паутину. Вопреки обыкновенной паутине, она не разорвалась, а упруго оттолкнула голову. Новая память услужливо подсказала, что это паутина местного вида членистоногого, которую они оставляют в лесу с самыми прозаическими целями, но крайне редко по назначению используют, ибо предпочитают дичь покрупнее насекомых. Особая ценность такой паутины, что она прочная как ткань и очень хорошо впитывает кровь.

Находка меня порадовала, и я аккуратно собрала ее в спину от доспеха. Туда же отправилась фляга (капельки воды с нее стекали по паутине как по резине). Я собрала листики чая и ягоды, а потом случайно заметила много-много мелких грибов. Грибы, похоже, были заживляющие. «А жизнь-то налаживается!» — радостно резюмировала я. Теперь я могу обработать умирающему рану, авось и выживет.

У тела ничего нового не произошло, даже дышать лучше или хуже не стал. Только теперь я додумала посмотреть во что же я одета. На мне обнаружились оливковые брючки из очень мягкой ткани, мягкие сапожки из материала, больше всего напоминающего кожу, бежевая туника и куртка из такого же материала, что и сапожки. В куртке были карманы. А в карманах (о чудо!) было огниво. Подавив радостный вопль, я побежала обратно в лес на поиски «чего бы поджечь».