Москва

— Господин Троцкий, позвольте вам задать один вопрос? Я надеюсь, вы хорошо знакомы с некоторыми трудами председателя вашего Совнаркома господина Ульянова–Ленина?

Арчегов был любезен до слащавости, хотя внутри все клокотало от злобы. Действительность опять обрушила ранее сложившийся стереотип с легкостью карточного домика.

«Зловещий демон революции» оказался в реальности не запасным болтуном и краснобаем, который, как он знал из курса истории КПСС, что был сдан в военном училище с превеликим трудом, постоянно навязывал партии свои «дискуссии».

Как он тогда ненавидел «льва революции» — лишился из–за него, падлы, долгожданного увольнения в город и не встретился с девчушкой, желанной и любимой. Зато чуть позже попался в петлю женитьбы, что подстроила ему та, прежняя…

Нет, это был великолепный полемист и оратор, перед которым Вологодский с Михайловым выглядели просто бледно. Юношеский задор последнего Троцкий парировал самой убойной логикой, а когда премьер–министр приходил тому на помощь и пытался действовать против «иудушки» таким же образом, то его разумные доводы тут же опрокидывались изощренной демагогией и софистикой.

«Как же нам с таким зубром сражаться? Меня он словами просто затопчет, я в таких дискуссиях не силен. Зато морду в два счета козлобородому набью, но кто ж дерется на светских раутах?! Или он не желает Сибирь отдавать? Или решил ее просто выторговать? Что делать?» — Арчегов только хмурил брови, задавая себе извечный русский вопрос.

Полный афронт потерпела сибирская делегация, и теперь нужно было признавать свое временное словесное поражение, поджав хвост. Или поступить в соответствии с принципами Остапа Бендера на встрече с любителями шахмат из Васюков.

Константин сделал выбор в пользу последнего варианта, хотя по договоренности он должен был лишь молчаливо поддерживать министров, делая многозначительный вид.

Потому вопрос им был задан запредельно наглый. С такими желторотые новобранцы иной раз обращаются по собственной дурости к маститому и заслуженному фельдфебелю — и получают такой ответ, что до самого копчика пробирает, клизма на пол–литра скипидара с сапожными гвоздиками и то легче переносится.

— Судя по всему, господин генерал является одним из читателей трудов вождя русской революции?!

Троцкий «отбросил горячую картошку» обратно, в полном соответствии со своей национальной принадлежностью, что на вопрос вопросом отвечать любит, с нескрываемой ехидцей сверкнув стеклами пенсне. Но посмотрел на генерала уже с некоторым интересом, вроде как с волчьей задумчивостью — «съесть сразу или не выйдет?»

Константин только очень искренне улыбнулся в ответ и развел в стороны руки с самым непринужденным видом — давать время для атаки на себя он не собирался.

— Какой с меня читатель и тем более поклонник трудов Ленина. Так, смотрел лет десять назад одну работу, вот и запомнил. Да, кстати, насколько я помню, большевики выступают за самоопределение народов, захваченных колонизаторами, вплоть до полного отделения от метрополии. Ведь так, господин Троцкий, заявило Советское правительство?!

— Совершенно верно, господин генерал. Вот только сибиряки отнюдь не нация, как я заметил раньше господину Вологодскому, а есть неотъемлемая часть русского народа!

— Так я и не спорю с вами, господин Троцкий. Какая, к бесу лысому, нация?! Тут дело в другом. Господин Ленин в своей работе прямо указывал, что в России есть три вида колоний. Развитые в экономическом отношении Польша и Финляндия подвергаются национальному угнетению. Сибирь, свободная в национальном плане, ущемляется экономически, беспощадно грабятся ее недра. А закавказские страны подвергались и национальному, и экономическому угнетению.