Люди должны быть прямо заинтересованы в результате своего труда, в колхозе этого к сожалению нет, иначе бы у нас на прилавках не было так пусто. И времени что-то менять почти не осталось. Исходим из того что есть. Пусть люди выращивают овощи или отару овец возьмут или коров десяток. Продукцию продавать либо на рынке, либо через сельхозкооперацию. Официально выделить технику для перевозки, вагоны. Разрешить заключать прямые договора с торгами. Пусть за счет взносов в кооперацию строятся хранилища…или люди своими силами строят…
Надо было понимать, что думал сын батрака Нишанов обо всем об этом. Он прекрасно понимал свою и соседние республики – колхозы там не приживались. Колхоз в Узбекистане – это монокультура, хлопок, на которую, на сбор принудительно выгоняют всю республику. Так – процветает именно то что сказал новый Генеральный – люди берут кто полгектара, кто гектар, кто два – и хозяйствуют. Боятся – но хозяйствуют. И именно от того что эта практика противозаконна – именно здесь находится корень тотальной, всепроникающей коррупции. Чтобы получить семяна, удобрения – дают взятку председателю. Чтобы сбыть выращенное – дают на лапу директору рынка, перекупщикам, покупают справки. Милиция и ОБХСС все знает, но смотрит в сторону – дай и им. Отовсюду – текут ручейки, сливаясь во все более полноводные реки. Райком, потом обком, потом ЦК в Ташкенте. Райотдел, потом министерство – все отправляют наверх.
Никто не роптал – слишком честным быстро заткнули рты. Никто не задавал вопрос, кому и зачем это все надо. В Ташкент приезжали проверяющие из Москвы, уезжали с дорогими подарками – ковер, дорогое ружье, дипломат с деньгами. Жить можно было.
Все играли в игру под названием марксизм-ленининзм и таковы были ее правила. Их не обсуждали. Тем более, республика стремительно развивалась – никогда узбеки не жили так хорошо, как при ошельмованном потом Шарафе Рашидове. Строили дороги, заводы, города. Последний дехканин имел свой какой-никакой, но дом.
Потом они же стали крайними. Следователи из Москвы – фиксируют взятку, но они не думают о том, что порочна сама система в первую очередь.
Но вот – сидит перед тобой генеральный секретарь, и предлагает – хватит. Хватит лгать, хватит делать вид, что этого всего нет. Если это есть – давайте, узаконим это, введем в рамки, установим правила.
Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если каждому колхознику разрешат взять гектар для себя и законно продать все что вырастет на нем… это сколько же всего будет.
– Товарищ Горбачев… это все надо как то… ввести в рамки, узаконить.
– Введем. Официально примем решение Политбюро о проведении экономического эксперимента – как уже провели с хозрасчетом. Год, два. Посмотрим, что получится, положительный опыт распространим на другие республики.
…
– Подумайте, обсудите с другими товарищами. Может, какие-то встречные предложения будут. У вас как будет должность назваться? Министр сельского хозяйства и сельхозкооперации СССР. Это значит, что в вашем ведении будет не только крупное сельское хозяйство, такое как хлопок, например – но и сельхозкооперация. Которую у нас надо ставить с нуля, от поля и до прилавка. Вот вы этим и займетесь, сначала в своей республике, а если получится – то и в других.
– Получается, будет как раньше, коммерческая торговля…
– Примерно так. И бояться этого не стоит. Бояться надо пустых полок и мяса в заказе по праздникам, а не этого.
В общем то бояться надо было не только этого. И нельзя сказать, что я не боялся. В СССР 1988 года именно кооперативы вкупе с некоторыми другими решениями подхлестнули рост цен. Странное дело вообще – цены в кооперативах вряд ли превышали те, которые ранее были на черном рынке, и по которым тоже кто-то покупал – иначе бы просто не было черного рынка. |