…

– Выносить такие вопросы на всеобщее обсуждение, в то время как у нас нет даже общего понимания, что делать – означает взбудоражить общество и усугубить и так идущие в нем нездоровые процессы. Давайте так, – Дмитрий Васильевич. Подумайте над теми двумя вопросами, какие я только что назвал. Хорошо подумайте, и возможно не в одиночку. С привлечением товарищей, но только тех кому можно доверять. А я подумаю над тем, как и в каком качестве подключить вас к работе в комиссии при Политбюро. Договорились?

Интересные дела. В США консультация человека с таким пониманием экономики – стоила бы сотен долларов в час. Здесь люди не молчат, они готовы помогать, причем помогать "за идею", не в расчете залезть во власть и там обогатиться. Почему тогда их никто не слушает и не желает слушать?

Мне конечно проще, я знаю все наперед. Но неужели трудно вчитаться в записку, поданную на имя генсека и выслушать человека, который каждую неделю присутствует на заседании Совмина? Что сложного то? А?

Болезнь все-таки создает некоторые неудобства – горло болит и все такое, надо пить лекарства и ходить на прием к врачу – правда, в моем случае, это врачи ходят на прием ко мне. И, кроме того, если у тебя ангина, то по лесу, по полю не прогуляться. Остается только стоять на пороге, закутанным в шарф и смотреть – на лес, на поле, на сосны, на нетронутый еще весенним солнцем снег…

– Миша…

Раиса Максимовна выскочила из дома, как увидела

– Михаил, ты что? Тебе нельзя…

– Подожди…

Она и сама была легко одета

– Нет, нельзя. Иди в дом, сейчас же…

Я позволил себя увести. На первом этаже было что-то вроде холодной прихожей, не холл, а так – ноги от снега обтрясти. Вот тут мы и присели – я со своими думками, Раиса со своим беспокойством обо мне. И надеюсь, что без третьего – товарища майора в наушниках…

– Ты какой-то не такой все последние дни – сказала вдруг Раиса Максимовна – изменился… даже говорить стал как то иначе.

Вот. То-то и оно. Никто не знает мужика лучше его жены. А какой-то не такой – это еще мягко сказано

– Какой?

– Не знаю… ты каким-то… суровым стал. Даже глядишь иначе.

– Я много думаю, Рая.

– О чем?

– О себе. О нас.

…

– О стране.

…

– Помнишь, Хрущев сказал, что к восьмидесятому году мы построим социализм? Ведь я тогда поверил. А ты? Поверила?

Раиса Максимовна повела плечом

– Наверное, да. Поверила – неуверенно сказала она

– А сейчас? Сейчас кто-то верит?

…

– Что с нами со всеми случилось, Рая? Почему мы больше ни во что не верим?

Раиса Максимовна посмотрела на меня

– Я верю.

– Ты – хорошо. А другие?

…

– Посмотри, хоть кто-то вспоминает что такое – быть коммунистом? Во что превратилась партия? Комсомол?

Раиса Максимовна смотрела на меня, явно не понимая

– Помнишь, Юрий Владимирович сказал в своем докладе. Мы не знаем общества, в котором живем. Боюсь, никто не понимает, насколько он был прав. Я не уверен, что это уже социалистическое общество.

Надеюсь, что тут прослушки все же нет.

– Рая, нужно изучать общество. Я не верю тем докладам, которые идут наверх, в политбюро. Не верю докладам КГБ и МВД. Я уже никому не верю.

– Да, но что я…

– Рая, ты же социолог. Настоящий. Сделать институт…

Раиса Максимовна удивленно посмотрела на меня

– Обвинят же

Да.