Отдых закончен, балаклава и мотоциклетный шлем вернулись на голову. Верблюд поднялся на ноги. Если не торопиться, не скакать бешеной газелью, то путь на крышу не сожрёт много сил. Главное, Верблюд осторожно поставил правую ногу на первую ступеньку, не топать громко. Не исключено, что в доме притаились жильцы. Вдруг у кого-нибудь из них найдётся дробовик и сдадут нервы.

Двадцатый этаж и выход на крышу. Верблюд пугливо выглянул из-за края бетонного ограждения. Кажись, никого нет. Бережёного бог бережёт, Верблюд внимательно, но осторожно, обследовал крышу. Всё равно никого нет. Даже обе входные двери плотно заперты изнутри. Это хороший признак. Верблюд остановился у края крыши.

Очки ночного зрения сдвинуть на лоб. Охренеть! Верблюд тихо выдохнул. Прямо под ним раскинулась площадь Блошиный рынок. Под домом, где находится его «Антикварная мастерская», какая-то возня. Хотя, Верблюд горестно ухмыльнулся, понятно какая – либо те, кто его преследовали, либо уже другие проводят в мастерской самый тщательный в мире шмон. Но это ладно, печально, но ожидаемо. Верблюд устремил взгляд вдаль.

Погода в эту ночь выдалась как на заказ. На небе ни одной тучки, лишь яркие звёзды, да Анита, местная Луна, во всей красе. Где-то далеко-далеко на северо-западе угадывается широкая водная гладь Сегарского залива. По нему, вроде как, передвигаются огоньки кораблей. На западе, в свете Аниты, отсвечивает широкая лента Нинхаи. Ночной пейзаж был бы просто замечательным, если не город. С крыши двадцатиэтажного здания развернулось величественное, но мрачное зрелище.

Не так давно в это время суток Гаочан был залит многочисленными огнями уличных фонарей. По автострадам и проспектам неслись ещё более многочисленные автомобили. Сейчас же все без исключения городские кварталы погружены во тьму. И ладно бы в непроглядную темноту. Так нет же! Зловещими жёлтыми пятнами то тут, то там разбросаны пожары. В одном только Зинганане пылает не меньше пяти зданий. Во всём Гаочане счёт идёт на десятки. Кое-где поднимаются высокие языки пламени. Не будь город из стекла, бетона и кирпичей, то уже через два дня Гаочан обратился бы в пепелище и без всякой ядерной бомбы.

Можно разглядеть, как по ближайшим улицам мечутся огни ручных фонарей. Где-то слева загрохотали выстрелы. Верблюд повернул голову. Яркие жёлтые вспышки на миг озарили проезжую часть и брошенные автомобили. У горожан на руках полно оружия как электромагнитного, так и порохового. С другого конца площади застучал автомат. Ему вторили одиночные пистолетные выстрелы. Ни света уличных фонарей, ни воя пожарной сирены, ни городской власти. Электричества нет и вряд ли оно будет вообще. Гаочан, огромная городская агломерация, умирает медленно и мучительно. Очень скоро он умрёт совсем.

Ладно, хватит рвать душу, Верблюд развернулся на месте. Пора спускаться и пробираться в убежище. Он и так наглупил более чем предостаточно. В печень словно ткнулся тупой гвоздь, дурное предчувствие дало о себе знать. Не стоило, ох не стоило, подниматься на крышу.

Самая нижняя площадка пожарной лестницы. Верблюд глянул в одну сторону тёмного переулка, а потом в другую. Уши то и дело ловят зловещие звуки анархии, но рядом с пожарной лестницей, кажись, никого нет. Осторожно перебраться через перила. Прыжок. Ноги почти тихо коснулись асфальта, Верблюд машинально пригнулся.

– Стоять, не двигаться, – раздался за спиной мужской голос.

– Даже не пытайся убежать, – с другой стороны добавил женский. – У нас «гайдуки».

Проклятье, Верблюд ругнулся про себя. «Гайдуки», иначе говоря, ЭМАГ-88, а то и 10, армейские электромагнитные автоматы Гайдукова.

Сразу два ручных фонарика высветили Верблюда. Мир перед глазами пошёл цветами и красками, верный признак того, что очки ночного зрения перестали работать.

– А теперь аккуратно вытащи из кармана пистолет, или что там у тебя, – приказал мужской голос.