Бахраджи,ошеломлённо покрутил головой и продолжил:

  - Иван Фёдорович-джан, закажут гвардейцы горно-стрелкового Анадырского корпуса про оленей, ей-богу, спою! Вай, как хорошо спою!!

  - Хыыыы, - выдохнул клуб дыма Рыхлый и, уткнувшись в локоть, откровенно заржал.

  Я от смеха чуть не обжёгся чаем.

  - А, шутка такая? - наконец-то понял армянин и широко улыбнулся. - Ваня-джан, зачем над Ашотом так пошутил? я тебе припомню "оленей утром ранним".

   Еще чуть посмеялись. Рыхтенкеу взял свою винтовку, запас махорки и начал разматывать тонкий шнур, используемый в разведгруппах для связи с дозорами в режиме радиомолчания. На один из концов шнура Рыхтенкеу привязал автоматный шомпол и зажал его между двумя камнями. Подёргал. Шомпол, ударяясь о камни, начал издавать почти не слышный, но весьма различимый среди шума волн звук.

  - Пошёл я, командир, на берег, сектор наблюдения подобрал, на фишке буду, менять не надо - я и спать буду, и слышать буду.

  - Точно менять не надо?

  - Да зачем? На мишку-"хозяина" и дольше в засаде сидел, всё хорошо..

   Спальные мешки на эту задачу нам выдали хорошие иностранные - мягкие и компактные, производства какой-то норвежской фирмы. Да еще в плоту были упакованы, как дополнительное спасательное средство, специальные плащ-палатки "Дождь". Часть этой палатки надувалась как матрас, часть служила пологом-одеялом. Так что я устроился с максимальным комфортом среди камней - головой к шомполу-"сигналке". Заснул быстро, даже без таблетки. Все равно проснусь через два часа: уже организм так настроился за время подготовки к задаче. Проснулся сам вовремя. Всё-таки снилась какая-то ерунда. Вроде как американцы согласились на проведение Олимпиады-80 в Москве и все советское общество с энтузиазмом принялось готовиться и даже строить какие-то Олимпийские деревни, а я почему-то уже был в Афганистане и даже штурмовал какой-то дворец. А американцы, узнав про это, отказались присылать своих спортсменов.

   Я проснулся и очумело потряс головой. Это наверняка из-за погибшего моряка такая чушь в голову лезет. И тут моё ухо явственно различило дребезжание шомпола о камни.

  - Чшшш, - известил я группу о тревоге.

   Ковалёв и Бахраджи молча подползли ко мне сжимая оружие.

  - Ара! на базе, при возникновении боя, уничтожаешь все станции и мой контейнер! чеку на лямке рюкзака выдернешь, там патроны с ЛВЖ ( легко воспламеняющаяся жидкость) по всему рюкзаку! Кузнец, за мной!

   Бахраджи занял позицию для стрельбы за моим рюкзаком. Кузнец дёрнул несколько раз шнур, дав понять Рыхтенкеу, что мы движемся к нему, и, пропуская шнур в ладони, осторожно двинулся вперёд.

   Рыхлый лежал за грудой камней и напряженно всматривался в море и прибрежную полосу. Я и старшина подползли с разных сторон. Рыхлый, даже не оглядываясь на нас, прошептал.

  - С моря, командира, с моря идут!

  - Кто идёт, Иван Фёдорович? - прошептал я, напряжённо вглядывась в темноту. - Никого не вижу ни хрена!

  - Я тоже не вижу, но я чувствую! и слышал - кто-то с моря идёт...

   Я стал вслушиваться в шум прибоя. Ни черта не слышно, даже криков чаек. Только волны о камни бьются.

  - Я тоже кого-то учуял, - внезапно прошептал Кузнец, - кажется от камней в воде или идут, или плывут.

  - Тюлени может?

  - Нет, тюленя не ходит так, не они это.

  - Хватит пороть чушь обоим! кто это? на что похоже?

   Рыхтенекеу помолчал. Скорее всего, всматривался в темноту. Или вслушивался. Или внюхивался. Кузнец затаился, вжавшись в груду сухих водорослей. Иван наконец откликнулся:

  - Однако, это мертвяки. Они за своим пришли.