На замшелом бетонном козырьке над входом росла трава. В просторном вестибюле царил жуткий беспорядок, словно эвакуировавшиеся люди специально старались разбросать все, что нельзя было забрать с собой. Противно скрипящий рассохшийся паркетный пол был покрыт слоем нанесенного за десятилетия мусора, листвой, какими-то полуистлевшими тряпками. Под стенами почерневшими кучами валялись разбухшие от сырости учебники и тетради, кое-где покрывшиеся пятнами черной плесени. По левую руку торчали ржавые разлапистые вешалки бывшей раздевалки, отгороженной от общего холла невысокой решеткой. Справа, над помутневшим, с отслоившейся амальгамой зеркалом, висел чудом сохранившийся выцветший транспарант, призывающий школьников встретить Первомай отличными оценками. Под широким, в полстены, окном стояло несколько раскрытых ящиков с противогазами, часть из которых была зачем-то раскидана вокруг. Вадим шумно вздохнул:
— Блин, майор, почти как в моей школе! Жуть…
— Угу, — Кольцов, как водится, был куда более сдержан — или же просто циничен: — И в моей. И почти во всех других советских школах. Стандартный проект, называется. Или ты хочешь сказать, что в твоей школе был такой же беспорядок? Не тормози, коллега, нам налево и вниз.
Не дожидаясь ответа, он решительно затопал прочь от мрачного вестибюля. Поддернув на плече сползающий ремень сумки, Никонов поспешил следом:
— Слушай, а почему именно школа-то, а? Что, других мест мало?
Идущий первым майор, не оборачиваясь, пояснил:
— Элементарно. Знаешь, как тут с конца восьмидесятых по конец девяностых мародеры порезвились? Все брали, от автозапчастей, домашней посуды и брошенной мебели до кафельной плитки, сантехники и водопроводных труб. Страшно подумать, насколько все это радиоактивное дерьмо по стране расползлось. И самое мрачное, что машины и запчасти к ним они прямо из могильников и со спецстоянок воровали, а там фон был в сотни раз выше, чем в Припяти. Они ж как раз ту технику разукомплектовывали, что на ликвидации аварии работала! Вот поэтому и школа: что этим сукам тут было брать, парты и старые учебники, что ли? Нет, школы они, конечно, тоже шерстили, но куда меньше. Говорил же: тот, кто тайник организовал, умный мужик был, все просчитал, в том числе и это. Понятно?
— Да понятно, понятно, — буркнул Вадим, вслед за Кольцовым сворачивая в длинный внутренний коридор, идущий вдоль всего школьного фасада. Здесь было несравнимо чище, нежели в вестибюле, но так же мрачно. Отсыревшие стены покрылись уродливыми лохмотьями отслоившейся краски, такие же безобразные лохмотья причудливыми кружевами свисали и с потолка. Поперек коридора валялось несколько непонятно как тут оказавшихся спортивных матов. Двери в классы стояли распахнутыми, в глубине помещений виднелись сдвинутые со своих мест, опрокинутые парты, в углах громоздились слежавшиеся груды учебников, вываленных из шкафов на пол. Часть парт стояла без столешниц, видимо сорванных и увезенных еще в первые после катастрофы годы.
— Вот твари, да? — мрачно буркнул под нос Дмитрий, мельком заглянув в одну из комнат. — Ведь наверняка перепродали кому-то как стройматериал, а в них сотни микрорентген! Мрази, — не комментируя сказанное, он решительно двинулся дальше, остановившись возле ведущего вниз лестничного пролета. — Вадик, фонарь не забыл?
— Не забыл, — Никонов покопался в сумке, вытащив пару мощных аккумуляторных фонарей. — На, майор, держи.
— Держу, — не оборачиваясь, Кольцов взял у подчиненного фонарь, яркий свет которого мгновенно отбросил на стены ведущего в подвал коридора резкие изломанные тени. Спускались молча. Замшелые — более подходящего определения никто из молодых людей придумать не мог, хоть это и вызывало в памяти совершенно неуместные ассоциации с какими-то читанными в юности приключенческими романами — бетонные ступени предательски скользили под ногами. |