Незванно-негаданно приехали, чтобы пожить с ними, лорд Джонни Фицджеральд со своей матерью. О чем именно добрая леди Фицджеральд разговаривала с его сестрами, Пауэрскорт так никогда и не узнал, однако девочкам стало лучше. А Джонни Фицджеральд увел Пауэрскорта в пятидневный поход по горам Уиклоу — они останавливались в сельских харчевнях, рано вставали и к ночи совсем выбивались из сил. Когда поход завершился, лорд Джонни не без строгости побеседовал с другом:

— Послушай, Фрэнсис, прости, но я хочу дать тебе совет.

Они стояли на верху огромной мраморной лестницы Пауэрскорт-Хауса, с которой открывался вид на фонтан посреди озера и синеватые горы Уиклоу вдали, за парком.

— Если вы останетесь в этом доме, кончится тем, что всех вас свезут на ручной тележке прямиком в ад. Вам надо выбираться отсюда. Вам всем. Надо начать все сначала, пока вы достаточно молоды для этого и прежде, чем твои прелестные девочки обратятся в скорбящих старых дев. Я знаю человека, который даст тебе за дом и ту часть поместья, какую ты пожелаешь продать, огромные деньги, — лорд Джонни с силой кивнул, не без удовольствия вспомнив огромную цену, которую он выторговал перед приездом сюда у дублинского угольного магната. — Вы должны переехать в Лондон. Там ты и глазом моргнуть не успеешь, как выдашь сестер замуж.

С неохотой, но затем со все возрастающей энергией и живостью Пауэрскорт приступил к исполнению дружеского совета. Они перебрались в Лондон; сестрам, которым, возможно, запали в душу советы леди Фицджеральд, не терпелось обзавестись новыми друзьями и оказаться в новом для них обществе. Ныне его прелестные сестры и впрямь все были замужем, производя на свет племянников и племянниц Пауэрскорта с быстротой, которая его порою пугала, поскольку интервалы между деторождениями все сокращались, а запоминать имена новых детей их дяде становилось все труднее. Если сестры будут и впредь продолжать в том же духе, он сможет вскоре составить крикетную команду из одних только Пауэрскортов.

— Джонни, как я рад тебя видеть, — сказал Пауэрскорт. — Похоже, у нас появилось новое дело. И по-настоящему головоломное. Пойдем-ка выпьем чаю, и я тебе все расскажу.

Один раз Фицджеральд спас Пауэрскорта, когда тому было едва за двадцать. Другой, когда ему было уже под сорок.

В тридцать шесть лет лорд Фрэнсис Пауэрскорт обвенчался в соборе Святого Георгия, что на Гановер-сквер, с Каролиной Стоун, старшей дочерью богатого дорсетского землевладельца Альберта Стоуна. Год спустя родился их первенец, Томас. А еще через два года мать с сыном утонули, когда «Амели», пассажирское судно, следовавшее из Дублина в Ливерпуль, пошло ко дну со всеми, кто был на борту. Погибло сто шестьдесят семь человек. Пауэрскорту стало казаться, что смерть посещает его раз в десять лет. Родители, жена, ребенок — он лишился всех. На сей раз Фицджеральд на три месяца увез друга в Италию, надеясь, что любовь Пауэрскорта к классическим древностям и шедеврам Возрождения излечит его от страшного горя.

И снова лорд Джонни посоветовал Пауэрскорту — после того как они вернулись в Англию — спастись бегством.

— Нужно выбираться отсюда, Фрэнсис, выбираться туда, где ты никогда с Каролиной не был, подальше от Лондона. В Лондоне тебе больше жить незачем. Если ты останешься здесь, то иссохнешь, как королева Виктория в ее сорокалетнем трауре.

И Пауэрскорт вновь переехал, и теперь наливал своему другу чай в гостиной Роуксли-Холла, глядевшей окнами поверх лужаек на церковный двор и облюбованную лордом Джонни колокольню.

— Я беседовал наедине с лордом Роузбери в его черной башне у моря, в Барнбоугле.