А потом случилось чудо. Я узнала, что беременна. Полная, безоговорочная победа. Со стороны могло показаться, будто я все подстроила нарочно, но, даже будучи юной и наивной, отлично понимала: пытаться удержать любимого — одно дело, а привязывать его к себе, используя беременность как средство манипуляции, — совсем другое. И все же Дэн остался со мной. Я знала — по-другому он поступить не может. К тому времени, когда беременность подтвердилась окончательно, Самир уже вернулся в Иран, чтобы доложить родителям о результатах поездки. Но Дэн сразу сообщил брату новость, и у Самира не оставалось другого выхода, кроме как смириться. Я понимала — он ни на грош не верил, что я забеременела случайно. Должно быть, теперь неприязнь Самира переросла в отвращение. Но мне было все равно. Я победила — вернее, так я тогда думала.

В день, когда Дэн не вернулся из лаборатории, казалось, что моя жизнь кончена. Не знаю, как бы пережила такой удар, если бы не Жасмин. Хотя Дэн всячески меня поддерживал и во время беременности, и когда родилась наша красавица дочка, хотя любил меня с той же страстью и нежностью, иногда я чувствовала — он с горечью думает о вынужденном разрыве с родными.

По минутам помню день, когда потеряла Дэна. Было шестое ноября, и с самого утра я пошла погулять с Жасмин, чтобы насладиться особой атмосферой после Ночи костров, которую помнила с детства. В этот день на рассвете все вокруг окутывала легкая дымка от разведенных на задних дворах костров, которые хозяева оставили догорать. Запахи сажи и отгремевших фейерверков смешивались в один неповторимый аромат. А на лужайке перед домом всегда поджидали сюрпризы — то остатки от ракеты, то почерневшая палочка бенгальского огня, переброшенная через забор.

Но в этот раз меня ждало разочарование. Здесь, в коттеджах на окраине города, по большей части проживали студенты, поэтому семейных праздников у нас не отмечали. Утро выдалось самое обыкновенное, а единственное, что удалось найти на лужайке, — чья-то банка из-под пива. Сделала глубокий вдох, но не ощутила никаких запахов, кроме обычных, утренних — выхлопные газы и подгоревшие тосты.

Тогда я даже не подозревала, что мне готовит этот день. Моему сердцу предстояло разлететься на мелкие осколки, потому что тем вечером Дануш не вернулся домой. Исчез из моей жизни. Теперь я знаю правду. Знаю, что произошло, но от этого не легче.

В те мучительные месяцы казалось, что хуже просто не бывает. Родители не слишком любили Дэна, и его внезапное исчезновение только лишний раз заставило их утвердиться в своем мнении. Папа с мамой были образцами чопорности и благопристойности. Когда я кричала, что они ничего не понимают, и Дэн на самом деле любил меня, мама поджимала губы и переглядывалась с папой, будто хотела сказать «к этому все и шло».

Не то чтобы Дэн не нравился им как человек. Просто родители не одобряли нашего, как выражалась мама, «сожительства». А еще были глубоко убеждены, что смешанные браки обречены с самого начала. Проблема заключалась даже не в том, что Дэн иранец. Просто он был мусульманином, а я — во всяком случае, в глазах родителей — христианкой.

Когда Дэн исчез, мне приходили в голову всякие мысли — что, если его приняли за террориста, увезли на какой-нибудь заброшенный склад и теперь выбивают признание? Но на следующий день от него пришла эсэмэска.