— Похоже, Тайлер, ты этой швали чуть ли не сочувствуешь.

— Я этого не говорил, Молли.

— «Спин» гонит их швырять камни в свой парламент? Потому что они обсикались от испуга?

— Я не говорю, что это извинение. Но это мотив. Они потеряли будущее. Они полагают, что обречены.

— Правильно полагают. Они обречены на смерть. А кто не обречён? Я умру, ты умрёшь, все умрут. Ну и что? Когда было иначе?

— Мы смертны, но раньше у нас было утешение, что род человеческий нас переживёт.

— Не вижу, чем тут утешаться. Кроме того, биологические виды так же смертны, как и отдельные особи. Единственное, что изменилось, — исчезла перспектива отдалённого будущего. Нам предоставлена возможность сценической кончины через несколько лет. Да и это ещё вилами по воде писано. Может, мы для чего-нибудь ещё гипотетикам понадобимся, промаринуют ещё с десяток лет.

— Тебя это не пугает?

— Конечно, пугает. Меня всё пугает. Но это не причина для убийства. — Она ткнула пальцем в экран, где кто-то запустил гранату в здание риксдага. — Тупые животные. Чего они достигнут? Гормоны играют. Чисто обезьяны.

— Хочешь сказать, что на тебя это всё не действует.

Она засмеялась:

— Нет. На тебя действует, но не на меня. Твой стиль.

— Да ну?

Она тряхнула головой и уставилась на меня почти вызывающе:

— Ты такой лихой, когда о «Спине» заливаешься. И такой же с Лоутонами. Они тобой пользуются, когда не нужен, не замечают. А ты улыбаешься, как будто так и надо. — Она посмотрела, как я отреагирую.

Я упрямо не отреагировал никак.

— Всё же есть и иные способы прожить остаток жизни.

Но какие способы она имеет в виду, Молли не сказала.

Каждый сотрудник при поступлении на работу в «Перигелион» давал подписку о неразглашении, каждого проверяли служба кадров фирмы и министерство национальной безопасности. Все мы относились к этой обязанности серьёзно, с полным сознанием важности предотвращения утечек информации. Следствием небрежности могли быть неприятности, касающиеся каждого: расследования комиссий Конгресса, испуг влиятельных друзей фирмы, уменьшение ассигнований и поступлений в фонды.

Но теперь в кампусе появился настоящий марсианин. Западное крыло чуть ли не полностью занимал Ван Нго Вен и приставленная к нему публика. Такое долго в секрете не удержишь.

Так или иначе, хранить тайну дольше стало нецелесообразно. К тому времени, когда Ван прибыл во Флориду, политическая элита Штатов и несколько глав иностранных государств уже знали о нём. Госдепартамент сформулировал для пришельца специальный статус и планировал представить его всему свету, выбрав для этого подходящий момент. Приставленная к нему команда вовсю готовила его к неизбежной медиалихорадке.

Конечно, его прибытие можно было — и, вероятно, следовало бы — обставить иначе. Можно было провести его по линии ООН и сразу же сообщить средствам массовой информации о его прибытии. Администрации Гарланда ещё придётся попотеть за эту игру в прятки. Христианская консервативная партия уже намекала, что «администрация знает о результатах процесса терраформинга больше, чем сообщает», стараясь вызвать огонь критики на президента или его наследника, Ломакса. Критики избежать не удалось бы в любом случае, но Вану не нравилась роль козыря администрации в избирательной кампании. Он хотел оповестить о себе, но решил дождаться ноября.

Однако Ван Нго Вен представлял собою секрет, хотя и первый по значению, но не единственный.