— Ладно, я выезжаю, но как там с движением…

— Давай, давай.

Я сказал Молли, что должен уехать. Она улыбнулась — скорее, ухмыльнулась.

— Что за работа? Срочные роды у начальства?

— Я врач, Молли.

— Врач или собачка Джейсона Лоутона? Что, ты должен приносить ему брошенные палки?

— Извини, я должен ехать, время не ждёт. Тебя куда-нибудь подвезти?

— Нет. Я подожду тебя здесь. — Она глядела на меня с вызовом, как будто ожидая моего протеста. Но я не стал возражать. Возражение означало бы, что я ей не доверяю. А я ей доверял. В значительной степени.

— Не знаю, когда вернусь.

— Ничего. Я свернусь калачиком на диване и уставлюсь в телик. Ты не возражаешь?

— Ну, если тебе не будет скучно…

— Обещаю, что мне не будет скучно.

Пo-прежнему необжитая холостяцкая квартира Джейсона от моего дома в двадцати милях по шоссе, и, как нарочно, пришлось объезжать полицейский кордон. Кто-то устроил засаду на инкассаторский фургон, успешно породившую любопытство группы канадских туристов и устроившую затор. Входную дверь дома Джейс открыл мне кнопкой из своей прихожей, а когда я поднял руку, чтобы постучать в квартиру, оттуда донеслось его нервное:

— Не заперто!

Большая передняя комната пребывала всё в том же обглоданном состоянии: паркетная пустыня, в которой Джейс устроил свой бедуинский бивуак. Он лежал на диване. Торчавший рядом с диваном торшер бросал на него жёсткий безжалостный свет. Лицо бледное, лоб взмок, глаза сверкали.

— Я уж думал, не дождусь. Думал, твоя пастушка не отпустила.

Я рассказал ему о полиции и об объезде и добавил:

— Джейсон, будь добр, отзывайся о Молли уважительнее.

— В смысле, без намёков на её среднеглубинное происхождение? Понял, исполняю. Простите, дяденька, больше не буду.

— Что с тобой?

— Интересный вопрос. Ответ многовариантный. Гляди.

Он поднялся.

Процесс не радовал. Вставал он, как будто складной плотницкий метр выпрямлялся. Джейс оставался высоким и хорошо сложённым, но физически бесповоротно сдал. Исчезла грациозность движений, руки болтаются, как будто деревянные, прибитые гвоздиками. Ноги, когда он выпрямился, с трудом держали его, тряслись, как ходули под неумелым клоуном-любителем. Моргал он всей физиономией, чуть ли не всем телом.

— Н-ну, полюбуйся. Х-ха-харош, да?

— Сядь, Джейс. Давай, осмотримся. — Я вытащил прибор для измерения давления, обмотал его чёрной кишкой отощавшую руку Джейсона. Почувствовал, как в неконтролируемой конвульсии дёргаются мышцы под кожей.

Давление высокое, пульс учащённый.

— Противосудорожные принимал?

— А как же! Ещё бы не принять.

— По графику? Не передозировал? От передозировки больше вреда, чем пользы, Джейс.

Джейс вздохнул — резко, свирепо, с рыком. И сделал нечто неожиданное. Он протянул руку к моей голове, схватил меня за волосы — сжал крепко, до боли — и притянул меня к себе, лицом к лицу, почти до касания. И из его искажённого гримасой рта полился горячечный поток слов:

— Тайлер, брось эту идиотскую врачебную тряхомудию. Мне сейчас не до этого, я не могу этого себе позволить. Извини, но не время соблюдать всякие правила этики-хренетики. Слишком многое поставлено на карту. Утром прилетает И-Ди. Он воображает, что у него в рукаве козырь. Он скорее закроет нас, чем отдаст мне свой сраный трон. Я не могу этого допустить, а глянь на меня, что я смогу в таком состоянии? Может ли такая груда костей совершить нормальное отцеубийство? — Его хватка усилилась, мне стало ещё больнее.