Он управляет довольно-таки солидной судовой экспедиторской фирмой. Через его склады проходит немалая часть транзитного цемента и пальмового масла, отправляемого через Телук-Байюр. Сделки с рантау гаданг дают меньше дохода, но зато не облагаются налогами, и суда, доставляющие эмигрантов, обратно пустыми не уходят, завозят крупный и мелкий рогатый скот для чёрного рынка.
— Почему бы ему не продать нас неореформазам?
— Потому, что мы платим лучше. И с нами меньше сложностей, пока нас не изловили.
— Ина это одобряет?
— Одобряет что? Рантау гаданг! У неё двое сыновей и дочь в новом мире. Джалу? Она полагает, что ему до некоторой степени можно доверять. Если его купили, он не стремится перепродаться. Нас? Нас она считает почти святыми.
— Из-за Ван Нго Вена? Тебе повезло найти её.
— Везением не ограничилось.
— Всё равно надо поскорее улетучиться.
— Как только тебе станет лучше… Джала и судно наметил. «Кейптаун-мару». Потому я и мотаюсь между Падангом и твоей клиникой. Ещё надо платить и платить, много кому.
Мы быстро превращались из иностранцев с деньгами в иностранцев, у которых когда-то были деньги.
— Всё равно, я бы хотел… — я замолчал.
— Что? — Она устало провела пальцем по моему лбу.
— Не спать в одиночку.
Она усмехнулась и положила руку на мою костлявую грудь. На прикрытые кожей рёбра. На безобразную изжёванную кожу. Нет, не Антиной.
— Слишком жарко сейчас для объятий.
— Жарко? — Меня знобило.
— Бедный Тайлер…
Я хотел сказать ей, чтобы она соблюдала осторожность. Но глаза сами закрылись, а когда я открыл их, она уже ушла.
Кризис ещё, разумеется, не наступил, но в течение нескольких последующих дней я чувствовал себя много лучше. Диана называла это оком циклона. Казалось, марсианское средство и мой организм заключили перемирие, чтобы лучше подготовиться к решающей баталии. Я попытался это время как-то использовать. Съедал всё, что мне приносила Ина, вышагивал по комнатке, тренировал ослабевшие мышцы ног. Сильному, здоровому человеку эта каморка показалась бы тюремной камерой; мне же она даже нравилась, дышала уютом. Я сложил в углу чемоданы и использовал их в качестве письменного стола, сидя на свёрнутой в рулон камышовой циновке. Высокое окно захватывало клин солнечного света.
Это же окошко дважды продемонстрировало мне физиономию мальчишки школьного возраста. Я сообщил о явлении Ине, она кивнула, вышла и через несколько минут вернулась с этим мальчишкой.
— Эн, — сказала она, втолкнув — чуть ли не швырнув — своего пленника сквозь дверную завесу. — Эн учится в школе, ему десять лет. Умный мальчик, сообразительный. Хочет стать врачом, когда вырастет. Сын моего племянника. К несчастью, любопытство у него часто вытесняет благоразумие. Он подтащил под окно корзину для мусора и залез на неё, чтобы подсмотреть, кого я тут прячу. Безобразие. Эн, извинись перед моим гостем.
Эн склонил повинную голову таким образом, что я удивился, как не свалились на пол его громадные очки. Он что-то пробормотал.
— Громче и по-английски.
— Извини…
— Ладно, хоть так. Может быть, Эн что-нибудь для вас может сделать, пак Тайлер? Пусть искупит вину за своё недостойное поведение.
Эн чувствовал себя на крючке. Я попытался его освободить:
— Нет-нет, ничего не нужно. Просто пусть не мешает.
— Конечно, начиная с этого момента, он больше не будет мешать. Правда, Эн? — Мальчик поёжился и кивнул. — А я для него придумала работу. Эн почти каждый день приходит ко мне в клинику. |