Особенно мне не понравились выражения «драматизировать» и «не стоит преувеличивать». Ему хорошо говорить, его‑то к кровати не привязывали.
Я посуровела и твердо заявила, что без всяких там преувеличений ожидаю мученической кончины со дня на день. Олег Михайлович погрустнел еще больше; оно и понятно, контора респектабельная, а я клиент не впечатляющий, но как человек воспитанный (опять же положение обязывало) просто выставить меня за дверь он не мог и страдал.
– Если вы убеждены в том, что… Вам надо обратиться в милицию, – нашел он выход и улыбнулся.
– Только что оттуда, – обрадовала я его.
Он вздохнул и сказал с печалью:
– Но от нас‑то вы чего хотите?
В самом деле, чего я хочу? Я нахмурилась и сформулировала:
– Решения вопроса.
– Уточните, – попросил он.
– Я хочу развестись с мужем и остаться в живых после этого.
Олег Михайлович предпринял ряд попыток избавиться от нас, но в меня точно черт вселился, я сидела на стуле как приклеенная и хмуро твердила одно и то же.
Олег Михайлович выдохся, побледнел и почему‑то перешел на дискант. Я поняла, что настал момент, когда нас отсюда попросту выкинут, и уже собралась уйти по‑доброму, но тут дверь распахнулась и в кабинет вошел мужчина. Марья, увидев его, пискнула и едва не лишилась сознания, а я начисто забыла, по какой такой нужде меня сюда занесло. Он был очень красив, одет дорого и со вкусом и умудрялся походить на Ричарда Гира, Тома Круза и всех известных голливудских красавцев одновременно. Взгляды наши встретились, его – слегка насмешливый (уж он‑то хорошо знал, какое впечатление производит на женщин) и мой – смесь восхищения, природной глупости и слабой попыткой сохранить достоинство.
– Олег Михайлович, вы заняты? – спросил он, продолжая смотреть на меня. Его светло‑серые глаза обещали неземное блаженство.
– Собственно, я уже все, – промямлил Олег Михайлович, который тоже почему‑то остолбенел.
– Если я не вовремя… – продолжил вошедший, но как‑то чувствовалось, что он сам не верил, что такое возможно.
– Вы кто? – вдруг спросила Марья.
Мужчина с удивлением взглянул на нее, но ответил:
– Разрешите представиться, Гридин Андрей Петрович.
– Отец? – пискнула Марья.
– Сын, – с достоинством поправил он и потерял к Марье интерес. – Олег Михайлович, на моем столе бумаги, я бы хотел…
– Да‑да, – вскочил тот, – я через минуту…
– Через минуту не получится, – опомнилась я. – Вы так мне и не ответили…
Олег Михайлович пошел пятнами.
– Я ведь вам сказал: обратитесь в милицию или в охранное агентство, наконец.
– А в чем дело? – проявил интерес Андрей Петрович и в знак того, что интерес не шуточный, устроился в кресле, закинул ногу на ногу и уставился на меня. А я порадовалась: то ли тому, что моя история кого‑то заинтересовала, то ли факту, что просто заинтересовала такого мужчину, а то, что заинтересовала, сомнений не вызывало.
Я приободрилась и почувствовала себя красавицей более обыкновенного. В душе колыхнулось что‑то вроде надежды на близкое счастье, но колыхалось недолго, до той самой минуты, пока я не заметила на пальце Гридина обручальное кольцо. Женатые, будь они хоть трижды красавцы, никогда не вызывали у меня интереса. Андрей Петрович вмиг лишился своего ореола и стал просто симпатичным мужчиной лет сорока, в серых брюках, темно‑синей трикотажной рубашке с короткими рукавами, темными волосами, довольно длинными, которые падали на плечи, свиваясь кольцами, светло‑серыми глазами, тонким носом с горбинкой и красивым ртом. Зубы у него тоже были шикарные, но это наверняка достижение его стоматолога. |