Хотя у меня и не отбирали хороших лошадей, но я тоже ясно услышал предупредительные сигналы. Владельцы, чьих лошадей тренировал Кезелт, самые лучшие и добрые в мире, не позволяли мне работать с опасными лошадьми, с зелеными новичками. Они не хотели, чтобы я падал. Они не хотели, чтобы я получал травмы. Они не хотели, чтобы я залечивал переломы и вывихи по их вине. Они больше не верили, что я неваляшка, которую нельзя сбить с ног.

Милые, симпатичные, хорошие владельцы. Они запечатлели на мне поцелуй смерти. Не может жокей отказываться от работы с неопытными новичками, ведь это завтрашние звезды. И по своей доброте владельцы не смогли бы и не захотели в будущем отнять у жокея лошадь, ставшую звездой, если он работал с ней, когда она была неумелым скакуном. Спасая от падений сегодня, они лишали меня надежды на завтра. Я понимал, что меня «берегут», и не сомневался в причине такого отношения.

По правде говоря, мне некого было упрекать в такой убийственной доброте, потому что я и сам прекрасно видел, что мое тело уже не способно, как бывало, быстро залечивать ушибы и переломы. В тридцать шесть лет я потерял силу утром забывать о вчерашней шишке или ссадине. После каждого серьезного падения меня колотило и кидало то в жар, то в холод – симптомы, незнакомые мне раньше. Когда-то в начале своей карьеры я с сожалением думал, что в сорок лет придется расстаться со всем, что мне нравится. Теперь я старался побороть нежелательные признаки возраста, но втайне меня грызла мысль, что своими успехами я обязан не себе, а лошадям, которые приходят к финишу первыми, не требуя от меня больших усилий. В последнее время я почти постоянно возглавлял список жокеев-победителей.

В конце декабря я выиграл напряженнейшую скачку с трудным финишем, ненамного обойдя соперника, и с искренним удовольствием выслушивал добрые слова в свой адрес. В следующие две недели еще две победы в стипль-чезах. В пятницу одиннадцатого января мне предстояло провести три заезда в Ньюмаркете, я провел два и упал.

У меня не было впечатления, что я сильно ушибся, хотя несколько лошадей пронеслись надо мной. Я встал и сел в «Лендровер», который довез меня до комнаты «Первой помощи». Там я сказал доктору, что к завтрашним соревнованиям буду совсем здоров. В машине по дороге домой начался озноб, и я почувствовал, что заболеваю всерьез. Дома мне стало совсем плохо, не раздеваясь, я лег в постель и провел ночь в непрерывных судорогах, казалось, что лошадь лягнула меня в живот. Доктора всех специальностей кинулись спасать меня, но только через три дня кто-то заметил, что у меня перелом запястья. После этого дела пошли намного лучше. Через восемь дней после падения я встал на ноги и надеялся, что через месяц начну, как обычно, работать. В тот же самый день Девон Лоч упал и растянул сухожилие.

Лорд Эбергэйвни, друг королевы-матери, много лет помогал мне добрыми советами в разных заботах, поэтому, когда он позвонил и попросил зайти к нему домой в его лондонскую квартиру, я не очень удивился.

Он дал мне убийственно простой совет: «Уходите, пока вы на вершине».

Понимаю, говорил он, еще никто так не поступал, ни у кого не хватало силы уйти вовремя. Вам откроются прекрасные перспективы, если вы решитесь на этот шаг. Если бы я собирался стать тренером, возражал я, может быть, это имело бы смысл. Но тренерская работа не для меня. А лорд Эбергэйвни настаивал: уходите со славой.

Совершенно подавленный, я обсудил этот совет с Мери, мы оба еще раз встретились с лордом Эбергэйвни.