|
Сам Иисус и писатели Нового Завета никогда не делают упоминания об этом и еще меньше соединяют с этим фактом вопрос о спасении человека. Евангелия от Марка и Иоанна выразительно начинаются благовестием о крещении Иисуса от Иоанна; да и Евангелие от Матфея и Луки связный рассказ начинают с этого же события. Притом история детства Иисуса у Матфея и Луки обнаруживает непреодолимые разности, что свидетельствует о баснословном характере рассказа (?). Наконец, и стиль первой и второй главы у Луки совсем другой, чем в дальнейшем повествовании того же Евангелия. Нужно помнить и то, что две генеалогии Иисуса, при всем их различии, указывают у Матфея и Луки на происхождение Его от Давида при посредстве Иосифа, а не Марии» (Bornemann. S. 49–50). Несколько с другой стороны вооружается против разбираемого тезиса третий представитель партии Гарнака. «Это, — заявляет он, — относительно говоря, не важное дело. Этот пункт нельзя находить ни в словах Христа, и нигде не указывается на него в писаниях Петра, Павла, Иакова, Иоанна. Мы не должны причислять его к главным пунктам. Нужно признать путаницей в понятиях, тяжким заблуждением, если думают «богосыновство» Христа основывать на тезисе «зачатый от Св. Духа» и пр. Вышеупомянутые новозаветные писания, — пишет тот же автор, — показывают, что «богосыновство», точнее — божественность Христа, может быть основанием нашего спасения и в том случае, если мы устранимся вообще от рефлексий о чувственном рождении и происхождении Иисуса» (Bertling. S. 16). Один из вышеуказанных критиков тезиса «зачатый от Св. Духа и рожденный от Марии Девы» указывает еще на то, что практическое применение этого тезиса в проповеднической деятельности невозможно. «Вероятно ли, — замечает он, — чтобы проповедник стал говорить перед различными слушателями проповедь на эти слова? И если бы это случилось, то подобная бестактность не повлекла ли бы за собой самые нежелательные последствия? Да и как проповедник или учитель стал бы толковать на эту тему перед тринадцатилетними мальчиками и девочками?» (Bornemann. S. 48).
Последователи Гарнака, подобно своему вождь, нападают и на некоторые другие выражения Апостольского символа. Им почему–то особенно неугодно выражение «снисшедший в ад». «Какая польза в том, — заявляет по поводу этого выражения Ахелис, — что станем исповедовать голые слова, когда известно, что Церковь совершенно равнодушна к тому, какой смысл мы будем соединять с этими словами?»(Achelis. S. 10). Со своей стороны, Борнеманн по этому же поводу пишет: «Смысл этого факта понимался неодинаково. Одни думали, что здесь (во аде) Христос долгое время претерпевал адские муки; другие, в числе их и ѵ Лютер, утверждали, что Христос здесь ниспроверг дьявола в его собственном царстве. В настоящее время мы едва ли можем понять, как гможно задавать подобные вопросы, не говоря уже о том, есть ли возможность отвечать на них; да и напрасно мы стали бы стараться подобные вопросы поставить в непосредственную связь с нашей религиозной жизнью» (Bornemann. S. 48). Не обходят своим вниманием критики Апостольского символа и выражение «воскресение плоти». Ахелис пользуется словами Лютера, который находил, что это выражение неприятно звучит в немецком переводе, напоминая торговлю мясом на рынке, который и предлагал заменить выражение «плоть» словом «тело» или «труп». Приведя замечания Лютера, рассматриваемый автор говорит: «Апостольский символ понимает воскресение не в смысле апостола Павла, а в грубом смысле Тертуллиана и Августина, поэтому недостаточно заменять это выражение другим, но нужно изменить и смысл его» (S. 9). Борнеманн к этому добавляет: «Выражение «воскресение плоти» взято не из Библии и производит впечатление, как будто бы дело идет о восстановлении нашей чувственной материи» и затем, указав на различия в понимании слова, замечает: «Как можно защищать такое двусмысленное выражение Символа?» (S. |
