Он заметил лист голубой бумаги, лежавший у самой обочины, и, прыгая на одной ноге, подобрал его. Он даже не посмотрел на этот лист. По всей вероятности, это какой-нибудь старый счет одного из здешних супермаркетов, где обозначены товары, цены, цены, цифры и еще раз цифры, — куда только девалась в этом мире поэзия?

Скомкав голубой лист, он со злостью оттирал подошву от жевательной резинки. Потом, чувствуя себя снова чистым и аккуратным, он сжал бумагу в математически правильный шар и бросил в кювет.

Больше она ничего не заслуживала.

Послание Мейера Мейера составило бы необычно тонкий томик стихов.

— Солнце сияет и шлет нам привет, — пел Сэмми. — Радостным хором встречаем рассвет.

— Встречаем, встречаем, встречаем рассвет, — подхватил Баки.

— А как дальше?

— Встречаем, встречаем, встречаем рассвет, — повторил Баки.

— Давайте споем гимн нашего колледжа, — предложил Джим.

— К матери гимны всех колледжей, — сказал Сэмми. — Давайте споем «Русалка Минни».

— Я не знаю слов.

— Кому нужны слова? Важны не слова, а эмоция.

— Слушайте, слушайте, — сказал Баки.

— Слова — это не более чем слова, — философски заметил Сэмми. — Если они не исходят отсюда. Прямо отсюда. — И он приложил руку к сердцу.

— Где эта Мезон Авеню? — поинтересовался Джим. — Где все эти испанские курочки?

— Дальше по улице. К северу отсюда. Не говори так громко. Вон там полицейский участок.

— Я ненавижу легавых, — сказал Джим.

— Я тоже, — поддержал его Баки.

— Я ни разу не встречал легавого, который не был бы насквозь сукиным сыном и сволочью, — заметил Джим.

— И я тоже, — поддержал его Баки.

— Я ненавижу летчиков, — сказал Сэмми.

— Я тоже ненавижу летчиков, — согласился Бакки. — Но я ненавижу и легавых.

— Особенно я ненавижу летчиков реактивных самолетов, — добавил Сэмми.

— О, и я тоже особенно, — сказал Баки, — но легавых я тоже ненавижу.

— Вы еще под мухой? — спросил Джим. — А я под мухой, и это замечательно. Где эти испанские девочки?

— Дальше по улице, дальше, имей терпение.

— Что это такое? — спросил Баки.

— Что?

— Вот этот голубой лист бумаги. Вон там.

— Что? — Сэмми повернулся в ту сторону. — Это лист голубой бумаги. А что ты думаешь?

— Не знаю, — ответил Баки. — А ты что думаешь?

Они пошли дальше, мимо второго экземпляра послания Мейера.

— Я думаю, это письмо от глубоко несчастной незамужней старой перечницы. Она пишет своему воображаемому любовнику на голубой бумаге.

— Прекрасно, — сказал Баки. Они пошли дальше.

— А что это, по-твоему?

— Это извещение о рождении ребенка у парня, который хотел мальчика, но случайно родилась девочка. По ошибке ему прислали извещение не на розовой, а на голубой бумаге.

— Еще лучше, — заметил Сэмми, — а ты что скажешь, Джим?

— Я под мухой, — ответил Джим.

— Понятно, но что ты думаешь об этой голубой бумажке? Они продолжали идти и прошли уже почти полквартала.

— Я думаю, это кусок голубой туалетной бумаги, — вдруг сказал Джим.

Баки остановился:

— Давай проверим.

— А?

— Подойдем посмотрим.

— Бросьте, бросьте, — сказал Джим, — не будем зря тратить время. Нас ждут испанские девочки.

— Это займет не больше минуты, — возразил Баки и повернул назад за куском бумаги.