На место приехали раньше времени. Солнце уже садилось, но до темноты еще довольно-таки далеко. Так что у кинотеатра (давно уже не работавшего) никого не было. Нечисть не любит солнечного света. Нечисть выползает в темноте. «Час Быка» – это время, когда выползает вся нечисть, вся мразь, которой не нужно жить в этом мире.

Наверное, кто-то может сказать: «Неужели тебе их не жалко? Ведь это заблудшие мальчишки из неблагополучных семей! Пьющие родители не смогли дать им хорошее образование, научить морали! Вот они и оказались на улице, где их подобрали все эти шайки! Мальчишек надо воспитывать! Надо прививать им бла-бла-бла…»

Нет, не жалко. Во-первых, это не мальчишки. Шестнадцать-восемнадцать-двадцать лет – взрослые люди. Наши деды в этом возрасте в атаку поднимались! Фашистов убивали, погибали в бою! А эти твари, эти нелюди только и умеют, что сидеть на корточках, харкать и гоготать над дебильными анекдотами.

А еще – бить по голове умных парнишек, которые могли осчастливить человечество своим светлым разумом. А теперь нет этого разума. Совсем нет! Черви его едят. Разве ЭТО справедливо?

Мы проехались мимо кинотеатра, отсмотрев пути отхода от места тусовки. Его сразу можно было заметить, это – вытоптанный пятак возле скамейки советского еще производства. Тогда делали скамейки такой прочности, что разбить их можно только из танкового орудия. Чугун! Хотя теперешним отморозкам и такой подвиг по плечу.

Вокруг пятака – ящики, на которых то ли сидели, то ли раскладывали хавчик и бухло. И весь этот пятак завален бычками разного калибра и модификаций, среди которых явственно выделялся всем известный «Беломорканал», будто специально производимый по заявкам наркоманов. Очень уж удобно забивать в него «косячок». Вытряс табак, смешал его с анашой и натолкал обратно в бумажную гильзу. Дешево и сердито!

Осмотрев, отъехали подальше в сторону, чтобы не светиться. Благо что по дороге Янек заметил круглосуточный ларек со всякой (на мой взгляд) не очень удобоваримой снедью. Янек тут же сообщил, что, если он не пожрет, его вклад в борьбу с прогрессирующей преступностью будет невероятно мал, склоняясь к полному нулю или даже минусу. Ибо двигаться не может тот автомобиль, в который нерадивый хозяин вовремя не залил горючки.

Пришлось встать у ларька и, задыхаясь от запаха фастфуда, слушать и смотреть, как Янек чавкает здоровенной шаурмой. Я есть не хотел (недавно ведь от Сазонова!), и даже запах этой неаппетитной дряни вызывал у меня непроизвольный спазм желудка. Настанет апокалипсис, и то – последнее, что я возьму пожрать, это будет шаурма, сделанная в Заводском районе, на улице Пролетарка. По слухам, делают ее из бродячих собак, грязными ссаными руками, а еще… еще… много чего еще делает этот потный, заросший курчавыми волосами продавец шаурмы. Этот луноликий джигит. О чем я тут же сообщил Янеку, перечислив все свои и народные подозрения относительно мерзкого морального облика продукта. Что подействовало на Янека меньше, чем никак; он с завидным наслаждением сожрал свою отраву, потянулся и, блаженно улыбаясь, сообщил, что теперь готов повести левой рукой, чтобы переулочек образовался во вражеском войске, и повести правой – чтобы улица! Илья Муромец, понимаешь ли, мать его за ногу!

Потом мы долго сидели в машине, дожидаясь времени, когда тьма надежно укроет ненавидимый всеми прокураторами район города. Делать было нечего, только сидеть да говорить ни о чем. Вернее, больше говорил Янек, я же только слушал, вставлял междометия типа «Ага», «Точно!», «Угу». Что вполне устраивало моего собеседника, упивающегося своим словесным дождем. Или поносом.

В основном Янек обсуждал тренировки, приемы, которые изучил вместе с напарниками у Сазонова, способы нанесения травм и увечий несчастным, которые в свой недобрый час окажутся на пути жестокосердного бойца, а еще – женщин, до которых Янек был очень большой охотник.