– Был возведен в пятнадцатом веке… – вещает пухлая и кудрявая женщина-экскурсовод. – Как видите, он установлен на постаменте, состоящем из пяти восьмиугольных ступеней…
Чем ближе «Мезо Джо», тем сильнее мне хочется убежать прочь, однако что-то побуждает двигаться вперед.
Часть улицы у банка «Ллойдс» отгорожена.
– Выше нос, милая! Может, все и обойдется! – машет мне одетый в ярко-желтый жилет и такую же каску строитель, перекрикивая шум, а потом подмигивает.
«А может, и нет, – произносит голос в моей голове, ясный как божий день. – Может, я только что свалился в выгребную яму или обнаружил, что застрял рядом с тобой во время двадцатичетырехчасового перелета, недоумок».
Я замираю как вкопанная. Из всех моих знакомых только Олли использовал слово «недоумок». Осторожно свернув за угол, я прохожу мимо парня с дворнягой, которые расположились у булочной. Прибавляю шаг.
«Поговори с ним, Бекка. Он же не прокаженный. Бедняга умирает от голода».
Мимо меня спешат люди. Конечно, мне все это кажется. Господи, ну я и дура.
«Ничего тебе не кажется. Иди и поговори с ним», – настаивает знакомый голос.
Я мешкаю, проверяю в сумочке кошелек. Нервно оглядываюсь.
Бездомный парень сидит на спальном мешке. Грязные волосы, небритое лицо, развязанные шнурки…
«Он нормальный, Бекка, ему просто нужна ванна, – продолжает голос, – хорошенько отмыться».
Олли действительно так сказал бы. Мне страшно. Я схожу с ума. Так и стою, оцепеневшая, посреди тротуара, мешаю прохожим.
Невозможно. Это не Олли.
И вдруг я понимаю, что иду обратно к бродяге с собакой. Опасливо на него поглядываю. Под грязью скрывается красивый голубоглазый парень, наверное, ровесник.
– Все норм? – говорит он. – Доброго дня.
Денег не просит.
Я интересуюсь, как зовут собаку. Парень поднимает на меня потеплевший взгляд.
– Нудл. Его можно погладить. Он не кусается.
Я глажу Нудла. Не знаю, что еще сказать.
– Вы голодны?
– Убил бы за бифштекс.
Смотрю на него, отчаянно желая узнать, как он оказался на улице. Говорю, что сейчас вернусь.
Парень с благодарностью принимает угощение и первым делом дает кусочек Нудлу. Сдачу с пятифунтовой банкноты я кладу в его пластиковый стаканчик.
– Он сказал, что вы ангел, мировая девчонка.
Наверное, мне послышалось.
– Простите? Кто сказал?
– Как грубо, я же не представился. Джеймс. Вы можете звать меня Джим, – добавляет он, словно это огромный комплимент. – Не бойтесь. Вы недавно кого-то потеряли, так?
Взгляд Джима меня пугает.
– Откуда вы з-наете? – заикаюсь я.
– Потому что он сидит рядом со мной.
Я минут пять бродила туда-сюда по главной улице и уговаривала себя убраться подальше. Да я же первая доказываю, что призраков не бывает. И ангелов-хранителей тоже. Конечно, приятнее думать, что за нами кто-то приглядывает, но это неправда. Бред. И все же… вот она я, топчусь на месте.
– Он спрашивает, почему вы не верите, что он здесь.
Это странно. Уходи, Бекка.
– Потому что он умер! Он мертв…
Парня эта «мелочь» будто бы и не волнует.
– Он в порядке. С ним все хорошо. Он скучает.
Я заливаюсь слезами.
Присаживаюсь на корточки рядом с Нудлом, а Джим продолжает:
– Он говорит что-то про ребенка. Что извиняется, и что вам необходимо беречь себя… Вы понимаете, о чем он?
Я кусаю ноготь. В груди гулко колотится сердце. |