— Между прочим, — добавил он, — хотя и не в обычае в этих краях спрашивать имя, но мне никогда не нравилось быть в невыгодном положении. Чувствуешь себя так, будто тебя лишили всех полных и равных американских прав. Я хочу сказать, нехорошо, когда другой парень знает, кто ты, а у тебя нет ни малейшего представления, кто он. Ты меня понял, приятель?
— Ты хочешь, чтобы я назвал тебе своё имя и ты мог бы называть меня как-нибудь определённее, чем просто «приятель»?
— Да нет, не надо ничего опре-делён-ного. Приятель — это очень даже подходит. Я тебя не пытаюсь заманить в ловушку.
— Знаю. Вот что, зови меня Ибен.
— Ибен? Странное какое-то имя. Никогда не слыхал такого.
— Это старое иудейское имя, Айсли.
— О?! Про них я тоже не слыхал. Похоже на какое-то южное племя. Может, кайова или команчей. У нас тут всё больше сиу или шайены.
— Вообще-то иудеи не индейцы, хотя были кочевниками и отчаянными воинами. Теперь мы называем их евреями.
— О, теперь знаю.
— Конечно.
Они помолчали. Потом Айсли кивнул.
— Ну, хорошо. Ибен так Ибен. Ибен кто?
— Просто Ибен.
— Хочешь сказать, как я — просто Айсли?
— А почему бы и не так?
— Да нет, почему же… — Айсли пожал плечами, хотя по-прежнему испытывал раздражение. — Ну что ж, мы вернулись к тому, с чего начали. Откуда ты знаешь про то, что у нас тут делается? И как ты пробрался сюда и не попал в лапы ни тем, ни другим? Тут у нас, можно сказать, самый нездоровый для чужаков климат со времени стычки между сторонниками Грэхэма и Тверсбёри в Аризоне. Понять не могу, как ты прошёл десять миль после Каспера, а уж тем более оказался здесь, в округе реки Бигхорн.
Ибен засмеялся, тихо и дружелюбно.
— Ты задал столько вопросов, что на всю ночь хватит, — заметил он. — Скажем так, я иду туда, где неладно, и знаю, как туда попасть.
Айсли, прищурившись, посмотрел на него.
— Ты прав, — согласился он, тоже тихо и серьёзно. — Поставим точку. А что касается тебя и мест, где есть беда, одно могу сказать: надеюсь, ты так же хорошо можешь ускользнуть от них, как и находить к ним дорогу.
Ибен задумчиво кивнул. Лицо его снова стало серьёзным.
— Значит, война Волчьей горы такое скверное дело, как я и думал.
— Мистер, — ответил Айсли, — если ты уж попал ногой в эту мразь, то ты вступил не в чью-то коровью лепёшку, а вляпался обоими башмаками прямо в середину коровьего дерьма всего стада, начиная от прадедушкиного.
— Очень образно, — криво усмехнулся Ибен, — и, боюсь, вполне точно. Надеюсь, я не слишком поздно.
— Для чего? — спросил Айсли. — Остановить нельзя, потому что всё уже началось.
— Я не имел в виду, что поздно остановить. Я хочу сказать, не слишком ли поздно, чтобы восторжествовала справедливость. Подобное со мной случилось в Плезент Вэллей. Слишком поздно… слишком поздно…
Глаза Айсли сначала широко раскрылись от удивления, потом он, подозрительно сощурившись, глянул на Ибена.
— Ты был там? — изумлённо спросил он. — В этой заварухе между Грэхэмом и Тверсбёри?
— Был. Но в стычке не участвовал.
— Послушай! — оживлённо воскликнул Айсли, в ком любопытство одержало верх над сомнениями, — Кто ж, чёрт побери, всё-таки выиграл, овчары или ковбои? Интересно знать. Нам тут предстоит такое же вонючее дельце.
— Никто не выиграл, — ответил Ибен. |