В следующем видении мужчина, убивший палача, появился снова, и землянину удалось рассмотреть его как следует. Это был высокий человек с худым обветренным лицом, на котором выделялись перебитый нос и шрам, тянущийся по левой щеке от века до челюсти. Русые, изрядно тронутые сединой волосы его были схвачены на лбу ремешком, серо-зеленые глаза яростно блестели. На руках человек этот, внезапно возникший в дверях маленькой, скудно и странно обставленной комнатки, держал обмякшее тело перепачканного кровью юноши с бессильно откинутой головой.

— Спаси его, если можешь! — потребовал вошедший хриплым, прерывающимся от быстрой ходьбы голосом и опустил умирающего на покрывало, торопливо расстеленное на полу гибкой черноволосой девушкой.

На этот раз мужчина-волкодав не превратился в серого пса, но что-то свирепое в его лице бесспорно было. «Внешность не располагающая: такого раз увидишь — не скоро забудешь», — подумал Тилорн-зритель, в то время как Тилорн-грядущий опустился на колени подле умирающего и ощупал пальцами его холодный, покрытый мелкими капельками пота лоб…

Третий раз он увидел себя на заполненной толпой площади древнего города. По правую руку от него стояла синеглазая девушка, на шее которой сверкали стеклянные, подобранные в цвет глаз бусы. Та самая, что стелила покрывало для умирающего. Сам же умирающий ныне был живее живого и стоял по левую руку от Тилорна, сумевшего узнать его лишь по шапке золотых волос, красиво обрамлявших загорелое, пышущее здоровьем лицо.

Оба спутника Тилорна были чем-то взволнованы и, вытягивая шеи, вглядывались в центр запруженной дивно одетым народом площади, где на крохотном пятачке двое обнаженных по пояс мужчин отплясывали замысловатый танец. В руках они держали сверкающие палки, причем у одного — даже издали нетрудно было узнать в нем убийцу палача — правая рука была плотно притянута к телу. «Раненый пляшет?» — удивился Тилорн и тут же понял, что никакая это не пляска, а смертный бой и в руках поединщиков вовсе не палки, а отточенные мечи. И еще он понял, что с этим дерущимся одной рукой человеком, в облике которого ему продолжало мерещиться что-то свирепое и неукротимое, каким-то образом связана и его судьба. Именно от него зависит, удастся ли ему когда-нибудь увидеть Землю, своих родных и близких…

Тофра-оук торжественно заверил ра-Вауки и всех жителей поселка, что подобранный ими чужак не представляет никакой опасности и не является посланцем Панакави. Из речи его Тилорн понял всего несколько слов, но смысл ее был очевиден. По решению вождя мекамбо, совершив необходимые обряды, приняли его в свое племя, хотя, как он узнал значительно позже, колдуну пришлось использовать весь свой авторитет, чтобы сломить упрямство ра-Вауки, настаивавшего, что взятого у моря чужака надо вернуть морю. Овладев языком островитян, землянин часто беседовал с Тофра-оуком и не раз заводил разговор о том, как удалось тому заглянуть не только в его прошлое, но и в будущее, однако колдун то ли не хотел, то ли действительно не мог ответить ничего вразумительного. «Каждый человек носит в себе зерна грядущего, и в том, что Тиураола показал тебе с моей помощью, нет ничего удивительного. Заглянуть в будущее легко, трудно при этом сохранить мужество. Быть может, поэтому Дневной бог, жалея людей, и не открывает им то, что ждет их завтра?» — вот и все, чего удалось ему добиться от хитро улыбающегося старика, который знал несравнимо больше того, что говорил, хотя и поговорить был очень даже не дурак.

Предсказания и предвидения были слишком сродни колдовству и чародейству, чтобы Тилорн мог в них поверить.