— Я нарекаю тебя своей невестой. Будешь ли ты мне верной женой в радости и горе? Будешь ли чинить мои сети и растить моих сыновей? Будешь ли ждать меня с моря и молить богов о попутном ветре? — произнес Ваниваки ритуальную формулу вступающих в брак и ощутил, как разжимаются вцепившиеся в его волосы пальцы, расслабляется выгнувшееся дугой тело девушки, шире и шире раскрываются ее огромные глаза, в которых отражается звездное небо. — Согласна ли ты покинуть свой родовой дом и плыть со мной на Манахаш?

Губы Пати беззвучно шевельнулись, но пальцы, вновь погрузившись в густую шевелюру юноши, притянули его к себе и ответили: «Да!» И «да» ответили ставшие бездонными глаза и девичьи ноги, охватившие бедра Ваниваки.

— Да-а-а… — пробормотал Тилорн, — а хижина-то действительно с секретом.

Отвернув полог из жесткой акульей шкуры, он юркнул в дом Мафан-оука и ощутил, как мозг его сдавливают тиски боли и страха. В обступившей его темноте и тишине не было ничего, кроме ужаса, излучаемого громадными неподвижными глазами. Они сияли холодным зеленоватым огнем, готовые испепелить дерзкого пришельца, и первым побуждением Тилорна было выскочить отсюда вон. Следующим его порывом было броситься на владельца источавших ужас, мерцавших каким-то противоестественным фосфоресцирующим светом глаз, и пришлось сделать над собой титаническое усилие, чтобы остаться на месте и развести невидимые челюсти стремившегося пожрать его мозг безумия.

— Да, — повторил он с хриплым смехом, — теперь понятно, почему Ваниваки не хотел входить в жилище колдуна. Понятно, почему Пати была убеждена, что Вихауви отсюда не убежать.

Шквал темного, животного ужаса схлынул, будто спугнутый смехом землянина. Поставив ментальные блоки, он, начиная привыкать к темноте, сделал шаг вперед и с недоумением уставился на грубо раскрашенную циновку, с которой глядело на него диковинное чудище, отдаленно напоминавшее стилизованное изображение кракена с выложенными из кусочков перламутра глазами.

Угнетающее сознание излучение использовалось, помнится, в гигантских парках-заповедниках Земли автоматическими гидами, когда крупные хищники вроде львов или тигров начинали проявлять к посетителям гастрономический интерес. У Мафан-оука, по понятным причинам, подобной аппаратуры не было, и если сам он отсутствовал, то объяснить наличие в хижине подавляющего барьера можно было лишь уникальными способностями колдуна. Ни о чем подобном Тилорну слышать не доводилось, и он зябко поежился, представив, что, быть может, очень скоро ему придется столкнуться с Мафан-оуком лицом к лицу.

Дотронувшись пальцами до циновки с изображением кракена-прародителя, он удостоверился, что наведенное излучение исходит от нее, и, мельком оглядев каморку, по углам которой стояли древки копий, остроги, старые тамтамы, завешенные обрывками сетей весла, шагнул в глубину дома. Давление на мозг прекратилось и, разблокировав сознание, землянин с любопытством осмотрелся. Очаг из потрескавшихся камней, свешивающиеся с потолка пучки сухих трав и водорослей, лежанка, череп меч-рыбы, ярко раскрашенные бубны, тамтамы, гуделки, трещотки — Мафан-оук явно склонен был к использованию в своей ворожбе звуковых эффектов. Множество полок заполняли камни, раковины, куски кораллов и чучела рыб; на стенах были развешаны ожерелья из ягод, узорчатых косточек, вырезанных из дерева фигурок; тут же красовались диковинные фартуки, плащи, нагрудники и головные уборы из перьев, кожи и травы, расписанные пестрыми ритуальными знаками.

Бледный лунный свет, проникавший в хижину сквозь широкие горизонтальные щели, специально оставленные под потолком из пальмовых листьев, не позволял Тилорну как следует рассмотреть причудливое хозяйство колдуна. Бегло оглядев просторную комнату, землянин убедился, что пленника здесь нет и не было, и двинулся к следующему дверному проему, тоже занавешенному разрисованной циновкой.