Изменить размер шрифта - +
А на ручищах мохнатых, что из-под плаща высовываются, вот такенные когти. И грохочет это самое страшилище так, что воздух дрожит: чего, дескать, в лесу моем забыли?! Ну, тут у братца нервы сдали. Заорал он, схватил топор, да только жуть лесная пальцами щелкнула, – братец и окаменел.

    – Застыл, что ли?

    – Куда там «застыл»! Как был – весь каменный сделался, – отозвался рассказчик и вновь залпом осушил кубок, причем руки его так дрожали, что большая часть вина пролилась на грудь.

    – Извиняйте, мужики. Сколько уж времени прошло, а все едино – как вспомню, так всего трясти начинает.

    – Понятное дело!

    – Нормально!

    – Ничего! – громче всех заорал я, удивляясь, как меня зацепила история.

    Благодарно кивнув, жертва лесного кошмара продолжила рассказ:

    – После того, как это из братца статую сделало, вроде как засмеялось, и говорит: «Нет, не нужно мне в лесу такого украшения». Щелк еще раз пальцами – братец тут же весь трещинами покрылся и рассыпался пылью.

    Сил не было больше глядеть на эти страсти. Попрощался я с белым светом и зажмурился крепко-накрепко, потому как, вроде и не так страшно, не видя-то…

    Стою, жду смерти, и тут слышу: «А ну, мерзавец, говори по честному, если жить не надоело: кто какие и что делали в Спящих Дубравах?»

    «Ничего, – говорю, – не делали, и никаких таких Дубрав не знаем. Купцы мы, бурей нас сюда вынесло», – а сам глаз на всякий случай не открываю…

    Оно опять засмеялось. Ну, думаю, амба! Сейчас и меня окаменит да по ветру пустит. Ан нет, насмеялось чудище и говорит: «Ладно, червяк, уж больно ты жалок, стыдно о такого руки марать. Как окажешься в Большом мире, расскажи всем: я – Френгис, Верховный Лесничий Спящих Дубрав, и кто в лес мой заповедный сунется, тотчас с жизнью расстанется.»

    И не знаю, что уж этот Лесник там сделал, а только отключился я.

    «Спящие Дубравы… Где-то я уже слышал это название… – пронеслось в моей голове. – Только вот где? У-у, проклятая „Отрава“!..»

    Меж тем драматическая история подходила к концу:

    – Очнулся я от того, что кто-то меня за ногу тянет. Открываю глаза – мать честная! – лежу, мокрый до нитки, на берегу моря, солнышко светит, невдалеке вроде как город, а рядом со мной стоит дед какой-то и за ногу меня держит. «Извини, – говорит, – милок, думал, утоп ты, хотел сапоги снять, уж больно добрые». «Где я?» – спрашиваю. «Известно где, Трейси энто». «А какой день-год сейчас?» Старикан так и закатился: «Ну, соколик, и набрался же ты, однако!»

    Короче, оказалось, что только пять дней, как мы с братцем отплыли. Я сначала разрыдался: понял, что спасен, а потом… – человек в хламиде вновь приник к кубку, а когда вновь заговорил, язык его уже изрядно заплетался:

    – Потом… А что же потом? Вот ты – з-забыл вконец… Да ну и ладно!

    – И куда ты сейчас? – спросил Малыш Черч.

    – Что з-значи-т, «куда»?… Домой, стало быть, в Меруду…

    – Какую Меруду?! – возмутился кто-то из слушателей. – Меруду князь Сорон Ланжский уже три десятка лет назад с землей сравнял, а место солью засыпал.

Быстрый переход