— О, I’m sorry, sir! Please, don’t smoking in this place! It’s very dangerously!

Старик остановился, смерил ретивого молодого человека строгим взглядом и ответил на абсолютно правильном (хотя и с сильным баварским акцентом) русском:

— Серьезно? Сынок, мне больше девяноста лет, шестьдесят четыре из которых я ждал этой встречи. И ты даже не представляешь, что я видел на своем веку. Даже если от моей сигареты начнется пожар и рванет какой-нибудь оказавшийся где не нужно топливозаправщик — поверь, наша планета от этого нисколько не пострадает. Но из уважения к вашей прекрасной нации и ради очень важной для меня встречи я, конечно, потушу этот смертельно опасный для всего живого окурок. — Старичок старательно затушил сигарету и, поискав (и не найдя) глазами урну, спрятал раздавленный бычок в карман. — Продолжайте заботиться о противопожарной безопасности, молодой человек. И, раз уж мы с вами почти познакомились, подскажите, где тут главный зал ожидания?

Совершенно деморализованный таким напором, служащий молча ткнул пальцем в нужном направлении. Старичок церемонно кивнул и, чему-то усмехнувшись, пошел в указанную сторону. Через две минуты его уже тискали в объятиях чета Московенко и генерал Музыкальный — старые друзья наконец встретились… Этой встречи ждали все четверо, с той лишь разницей, что Юрию Сергеевичу, Обире и Московенко ждать пришлось несколько месяцев, а Зельцу — долгих шестьдесят четыре года…

Известие о грядущей встрече пришло ровно два месяца назад, буквально на следующее же утро после возвращения, когда в последний раз открывшийся портал высадил спецназовцев и Обиру на территории одного из секретных аэродромов ГРУ в Подмосковье. Как и рассчитывал генерал, в Москве был уже поздний вечер (даже не верилось, что прошло только четверо суток с начала разработанной им спецоперации), так что сам факт возвращения диверсионной группы удалось до поры сохранить в тайне. До дома Юрий Сергеевич добрался только под утро. И, зайдя в подъезд, обнаружил в почтовом ящике продолговатый, европейского образца конверт, подписанный по-русски аккуратным, почти что каллиграфическим почерком. Получателем был он, Музыкальный Юрий Сергеевич, а вот обратный адрес знаком ему не был — письмо пришло из Франкфурта. Зато было более чем знакомо имя отправителя — Ольгерт Зельц, впрочем, никаких сомнений, от кого оно, у генерала и так не возникало.

Поднявшись на свой этаж и тихонько отомкнув дверь, Юрий Сергеевич разделся, чмокнул в щеку спящую жену ("Спи, Катя, спи, все в порядке, нормальная была командировка. Пойду у себя подремлю".), принял душ и, заварив себе кофе, заперся в кабинете. Сел за стол и несколько мгновений смотрел на лежащий перед ним белый прямоугольник, будто не решаясь вскрыть его. Затем осторожно поддел клапан конверта ножом и, вытащив несколько сложенных втрое листков (письмо тоже было написано на русском языке без единой орфографической или стилистической ошибки — русский, похоже, стал для Зельца вторым родным языком), погрузился в чтение:

"Глубокоуважаемый Юрий Сергеевич!

Если я все правильно запомнил и рассчитал, то это письмо вы получите в день Вашего возвращения и нашего с Вами прощания. Как военный человек я, безусловно, понимаю, насколько вы будете заняты в ближайшие дни, однако не могу не отправить письмо именно сейчас — мне все-таки уже 95 лет. Да и, кроме того, я ждал этого момента целых 64 года — тоже, согласитесь, немало.